Обуглившиеся мотыльки

Ana LaMurphy

— Вы думаете, что проблемы с родителями или со здоровьем или с учебой только у меня, но это неверно. С этими трудностями сталкивается каждый, но кричать о них могут лишь немногие. Я не считаю себя особенной, но я не считаю себя хуже других, потому что я не единственная, кто совершает ошибки.

Она поднялась, закинула сумку на плечо. Она все еще внимательно смотрела на миссис Браун своим морским взглядом, словно желая проникнуть в ее душу, узнать ее тайны, словно желая сказать: «Я права» и уйти с победной улыбкой на губах.

— И самое главное не в том, чтобы указывать нам на наши поражения. Мы ведь отлично понимаем,

где облажались. Мы понимаем, что рискнули, поставили на кон и потеряли то, что берегли. Нам девятнадцать, но мы не слабоумные. Самое главное, принимать нас такими, какие мы есть. Не нужно даже ничего говорить, достаточно просто взять нас за руку, просто выслушать — и былая агрессия уже уменьшится. Когда мы одиноки — мы подавлены. А когда мы находим друга, такого же как мы, хуже или лучше — не важно, нам становится легче. Не проще, но легче.

Бонни направилась к выходу, и ее проникновенный взгляд больше не терзал душу миссис Браун. Эта девушка всегда уходила по-английски. Потерянная или вновь воскресшая, но она все равно оставалась собой. Все равно оставалась своенравной, гордой, неприступной и самодостаточной. Люди не меняются. Меняется их окружение. Меняется их образ жизни, меняет их отношение к жизни. Изменяются их принципы, приоритеты, мечты и желания. Но человек остается прежним.

Бонни вновь вошла в аудиторию. Она не обращала внимания на косые взгляды в свою сторону, не обращала внимания на шепот и сплетни. Она точно знала, кто она, она больше не искала себя в чьих-то догмах, больше не пыталась стереть прошлое и изменить свое настоящее. Она принимала хаос мира, смирялась с ним, вбирала его в себя и уживалась с ним. Она делала тоже, что делает каждый из нас в свои девятнадцать.

Беннет села рядом с Еленой, стала доставать тетрадки из сумки. Мэтт и Кэролайн еще не пришли. Теперь Гилберт и не искала их глазами, ей хотелось сидеть рядом с Бонни. Как раньше.

— Что сказали в деканате? — спросила Елена. Бонни достала сотовый из сумки, поставила его на беззвучный и взглянула на подругу.

— Что-то вроде того, что я опять могу слететь с катушек, если я снова пущусь во все тяжкие.

— И что ты ответила?

Беннет улыбнулась, открыла тетрадь. В этот момент вошел лектор. Он прошел к кафедре и стал раскрывать тяжелые папки.

— Что дважды с ума не сходят, и что я не последняя, у кого самое плохое поведение. Думаю, Браун все-таки отстанет от меня к концу года.

— Отлично. Слушай, сходим в буфет после этой пары?

— Конечно, — улыбнулась Бонни. — Я сама там давно не была.

3.

Мимо проплывали люди подобно белесым теням. Снег падал на их плечи, снег осыпался на их обувь, серебрился на потертых дубленках, кожаных крутках, в длинных волосах. На улице было тепло, на улице было снежно, и казалось, что зима только-только начинается, и казалось, что у нее в запасе есть еще пара месяцев. Весна приближалась, а погода не менялась, дворники продолжали очищать улицы, а водители — машины от снега. И весь мир будто стал похож на ледяную сказку, будто замер в своей статике. Создавалось впечатление, что больше ничего не сможет его потревожить.

Никогда.

Он сел на скамейку, окинул взглядом окружающее его пространство. Было в новинку вот так вот сидеть в парке, некуда не торопиться и ни чем не быть обеспокоенным. Пусть это продлится недолго, но все же это случается. С каждым

из нас. И это нужно ценить, это нужно любить, потому что это может не повториться…

Он посмотрел вправо, улыбнулся и снова устремил взгляд вперед. Оперся о спинку скамейки, засунув руки в карманы.

— Что читаешь?

Она оторвалась от своей книги, посмотрела на него, улыбнулась. Он редко видела, когда она улыбалась. И сейчас он не мог припомнить последнего раза, когда видел ее искреннюю улыбку. Может, вовсе не видел? Это было бы неплохо. Было бы неплохо, чтобы их «постоянные» превратились в «впервые», чтобы этот процесс шел как можно дальше.

— «Медею» Еврипида. Я подумала, что буду плохо разбираться в искусстве, если не буду знать классику.

— И о чем твоя «Медея»? — спросил он. Они возвращались к истокам, возвращались к самому началу. У них впереди была весна, у них были надежды и времени — этого было сверхдостаточно. Иногда жизнь будто аннулируется, и приходится все начинать заново. И ты уже точно знаешь, какие поступки совершать, а какие обойти стороной.

— Если кратко, то муж Медеи задумал жениться на дочери местного царя, а она убила своих детей, чтобы отомстить ему.

Сальваторе посмотрел на Елену. Она была такой… новой для него. Такой еще не изученной. Ее глаза были ясными, в них больше не было дыма, в них не было тумана и затухающих искр. В них можно было увидеть отражение весеннего солнца, в них можно было прочитать доверие, обретенную вновь надежду.

В них можно было утонуть.

— Хорошенькое начало изучения классики.

— Да, — она посмотрела на книгу, закрыла ее, на некоторое время задерживая взгляд на обложке. От некоторых ошибок вовсе не обязательно избавляться, их просто стоит направлять в другое русло, вот и все. — Я просто подумала, что, может, мудрость книг и не пригодна для некоторых жизненных контекстов, но… Это не значит, что это вредная привычка, верно? Я просто решила перейти на что-то более грандиозное.

Девушка спрятала книгу в сумку, вновь посмотрела на Деймона. Он сидел рядом, совсем-совсем близко. Внимательно и будто впервые смотрел на нее. Он пытался снова найти подвох, ожидал что-то вроде открытия нового счета, но Елена оставалась прежней: с открытыми ясными глазами и новыми книжками в сумке. Она не была скованной, смущающейся. И что самое главное — она больше его не раздражала, ему не хотелось воспользоваться ею, поиграть ее чувствами, а потом выкинуть как ненужную игрушку. Теперь ему хотелось просить сидеть рядом.

— И кто же ты теперь? — спросил он, полагая, что с этого вопроса и стоило бы начать разговор. Елена тоже оперлась о спинку скамьи, устремив взгляд вверх, а потом, будто прочитав там ответ, посмотрела на Деймона.

— Я Елена. Новая Елена. Как старая, только немного лучше.

— А куда же делась Мальвина? — спросил он. Девушка растерялась на какие-то мгновения.

— Не знаю, — ответила она. — Но думаю, что больше она не появится.

— Приятно познакомиться, Новая Елена, — он протянул ей руку, Елена пожала ее, быстро поднялась, словно вспомнила, что ей нужно куда-то идти. За пять минут планы не меняются — они это уже проходили. Но теперь он может проверить действительно ли это так. Он может сойти с ней на одной станции, может узнать чуть больше о том мире, который привлек еще тогда, в метро, когда они впервые познакомились.