Обвинение в убийстве
Шрифт:
Рейнер задумчиво протянул:
– Очень, очень грустно, когда сама система дает мотивацию для совершения убийства.
Тим подумал, что оценка Рейнера не вполне соответствует действительности, но предпочел не комментировать это замечание и снова углубился в записи. Тщательный просмотр оставшихся бумаг не дал никаких оснований полагать, что Дебуфьер невиновен.
Голосование Комитета закончилось с результатом семь-ноль.
22
Тим припарковался более чем в километре от усыпанной гравием дорожки, которая вела к гаражу Кинделла. Воздух был резким,
Тим удивился, не увидев свет в окне. Может быть, Кинделл слинял после суда и поселился в темном углу другого города, унеся с собой все воспоминания о той ночи?
Луна была почти полной, ее неровная окружность виднелась сквозь голые ветки эвкалиптов. Тим бесшумно приблизился к дому и застыл, услышав внутри стук. Кто-то ходил. Тим подумал было, что в гараж залез кто-то, но потом услышал, как Кинделл матерится себе под нос, и замер.
Дверь гаража с грохотом распахнулась. Кинделл, спотыкаясь, вышел наружу, дергая незастегнутый спальный мешок, который обернул вокруг себя, как тогу, и тряся гаснущим фонариком.
Тим стоял на самом виду, в нескольких десятках метров от Кинделла. Его скрывала только темнота.
Яростно тряся фонариком, Кинделл открыл покрытую ржавчиной электрическую панель с пробками и начал шуровать внутри. Его вторая рука, сжимавшая края спального мешка на талии, казалась тонкой и нереально бледной.
– Черт возьми, черт возьми, черт возьми. – Кинделл захлопнул крышку панели, стукнул по ней и несколько минут постоял – дрожащий, несчастный, неподвижный, словно парализованный безысходностью. Наконец он потащился внутрь; конец спального мешка волочился за ним, как шлейф платья. Неприятности Кинделла, какими бы незначительными они ни были, пробудили в Тиме чувство невыразимого удовольствия.
Он подождал, пока закроется дверь гаража, и прокрался к окну. Кинделл лежал на диване, свернувшись внутри спального мешка в позе зародыша. Его глаза были закрыты, он дышал глубоко и ровно.
Кинделл разорвал на куски драгоценное тело Джинни и теперь спокойно спал. Правда о последних часах ее жизни была спрятана в его сознании. Ее мольбы, панический страх, крики…
Тим встал в удобную позу, обеими руками взял пистолет и прицелился Кинделлу в голову прямо над ухом. Его палец скользнул вниз, обвил предохранитель и застыл на курке. Он почувствовал, как на него снисходит спокойствие, которое он всегда ощущал перед выстрелом. Тим постоял, глядя сквозь кружок прицела, как голова Кинделла едва заметно поднимается и опускается.
Он мысленно увидел себя со стороны. Фигура, скрытая темнотой; пистолет, нацеленный в грязное окно. В детстве Тим держался за веру – за то единственное, что возвышало человека над плотью и костями. С надеждой и слепой уверенностью он боролся против принципов своего отца – год за годом, изо всех сил. И вот теперь он стоит здесь, охваченный порывом ярости, готовый удовлетворить желание любой ценой. Сын своего отца.
Тим опустил пистолет и пошел прочь. Огромная ответственность,
Он поклялся соблюдать этот принцип даже после того, как на стол ляжет последняя папка из сейфа Рейнера, даже после того, как он прочтет бумаги, в которых описаны подробности расчленения тела его дочери. Если он не будет чтить этот принцип – значит, он не лучше, чем Роберт, или Митчелл, или его отец, продающий одиноким вдовам фальшивые, давно выкупленные другими места на кладбище.
Что-то прошелестело в зарослях сорняков. Еще не повернув головы, он успел вскинуть пистолет и прицелиться. Из темноты появилась фигура Дрей, одетая в черные джинсы, черную водолазку и джинсовую куртку. Она подошла, не обращая внимания на направленный на нее пистолет, и села рядом с ним. Еще один призрак в ночи. Сунув руки в карман куртки, она кивнула головой на пистолет, потом на гараж:
– Жалеешь?
– Каждую секунду.
– Видела в новостях дело твоих рук. Ты создаешь большую шумиху, – шепнула Дрей.
– Наша цель – приносить радость, – отшутился он старым рекламным слоганом.
– Смешно. Никогда бы не подумала, что уличное правосудие – твой стиль.
– Не мой. Но мой прежний стиль сочли несостоятельным.
– Ну и как тебе в новом амплуа?
– Немного жмет в плечах, но я надеюсь, что приноровлюсь.
– Ты подгоняешь костюм под себя, а не наоборот. Не замечал?
Он протянул руку и нежно погладил ее по спине. Она даже не пыталась спрятать пистолет, торчавший под водолазкой.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Тим.
– Держу руку на пульсе. Люблю быть в курсе событий.
В гараже вспыхнул тусклый фонарик, и тишину нарушил яростный стук.
– Что, черт возьми, там происходит?
– Я переадресовала его почту на несуществующий почтовый адрес. Узнала номера его кредитной карточки, счетов за телефон, газ и свет и отменила все платежи. Это несерьезно и мелко, но мне от этого легче.
Тим протянул кулак, и они ударили друг друга по костяшкам. Так они делали только вне дома, в основном после удачно проведенных операций или игры в софтболл. Дрей легонько прижалась к нему, касаясь его бедра и локтя. Он коснулся губами ее макушки, вдохнул аромат волос. Они немного посидели молча.
– У тебя есть что-нибудь новое по делу? – спросил Тим.
Она покачала головой.
– Я в последнее время особо не копала. Ты добрался до папки с делом?
– Нет, это будет, к сожалению, еще не скоро.
– То есть нам придется ждать. – Ее лицо сморщилось. – Это убивает меня. Ожидание. Рыть носом землю, чтобы узнать что-то еще более ужасное или, может, вообще ничего не узнать.
Несколько секунд они смотрели на гараж. Тим закусил губу.
– Я слышал, Мак ошивается у нас дома.
Она отодвинулась.
– Дом был пуст и полон призраков.
– Ты пытаешься сделать мне больно, Дрей?
– А что, получается?
– Да. Ты не ответила на мой вопрос.
– Веришь ты или нет, но все, что со мной происходит, не имеет к тебе никакого отношения. Мак спит на диване, потому что сейчас я боюсь темноты, как маленькая девочка. Я знаю, что выгляжу жалко, но тебя нет рядом.