Обвинение в убийстве

Гервиц Грегг

Тим резким движением смел со стола бумаги, в которых фигурировало его имя, и положил перед собой папку Ритма Джоунса, довольный ее внушительным весом. Он провел около полутора часов, согнувшись над столом и листая дело Ритма.

Почти каждый человек, который фигурировал в расшифровках записей слушаний или давал свидетельские показания, связанные с Ритмом, был бомжом или панком. Наркоманы, сутенеры, мелкие наркодилеры. Отследить их очень трудно. Лучше всего, решил Тим, зайти со стороны кузена Ритма – Делроя, который был хорошим мальчиком, закончил школу, получил стипендию и отправился в Университет

физической культуры США. Адвокат Ритма вызвал парнишку в качестве свидетеля, раскрывающего характер его подзащитного. Обвинение пыталось дискредитировать Делроя, вытащив на свет старое дело, когда двенадцатилетним мальчишкой он стоял на стреме при ограблении хозяйственного магазина.

Тим выскользнул из офиса Рейнера, придерживая подбородком гору папок и файлов. Торопясь к машине, он проигнорировал штраф за нарушение правил парковки, заткнутый под дворник, и бросил квитанцию в мусорный бак.

Он подъехал к зданию кампуса, отвел в сторону одного из сотрудников службы безопасности, загрузил его правоохранительным пафосом и попросил узнать номер комнаты. Охранник с радостью согласился.

Дверь комнаты Делроя открыла симпатичная темнокожая девушка, с толстым учебником в руке. На ней была футболка Делроя. Она не попросила Тима показать значок, когда он назвал себя. Он заметил неприязнь, промелькнувшую на ее лице, ее жестко-вежливый тон и добавил «белая полицейская скотина» к списку причин, по которым сегодня ненавидел себя.

Да, это была комната Делроя, но его здесь не было. Он ушел собирать пожертвования для программы по обучению взрослых грамоте, работать в которой вызвался добровольцем. Он ушел один. У него не было сотового телефона, и он оставил в комнате свой пейджер. Она не знала, во сколько он ушел и в какой части города он работает. Но она знала, что он вернется в 18:00, чтобы побегать по ступенькам стадиона, как он всегда делал вечером перед началом сезона. Тим велел ей никому больше не отвечать на вопросы о Делрое и требовать показать значок перед тем, как открыть дверь. Она проводила его взглядом, полным еле сдерживаемого раздражения.

С улицы он позвонил в офисы программ по обучению взрослых грамоте, но они были закрыты с четверга по воскресенье. «Какая ирония», – подумал Тим.

На свалке металлолома Дага Кея Тим поменял «БМВ» на «акуру» 90-го года выпуска с вмятиной на боку и чистыми номерами. Кей принял ключи от «бумера» с довольной улыбкой, отдал ключи от «акуры» на канцелярской скрепке и быстро ретировался.

Следующие два часа Тим провел, заезжая в магазины скобяных товаров, магазины одежды и аптеки и собирая то, что вышедшие на пенсию судебные исполнители и вояки старой школы называют вещмешком. Потом он отправился домой за пистолетом.

Дрей сидела за столом на кухне, потягивая кофе и читая газету, как всегда делала после обеда, когда возвращалась домой с ночной смены. Он вышел из машины и постоял на дорожке, чтобы хоть на секунду ощутить спокойствие. Мака нигде не было видно, а Джинни могла бы быть в школе.

Дрей поднялась, открыла входную дверь и провела его к кухонному столу. Он пытался вернуться в реальность.

– Что, черт возьми, случилось? Медведь звонил мне три раза.

– Да. Через полтора часа он узнает все. – Тим бросил нервный взгляд

в глубь коридора. – Где Мак?

Дрей жестом показала на окно. На дальнем конце заднего двора Мак сидел на столе, поставив ноги на скамейку и повернувшись спиной к дому. Возле него стояли в ряд три пустые бутылки из-под пива.

– Он в тоске – его сегодня выгнали со спецназовских курсов.

– Какая неожиданность, – буркнул Тим.

– Что стряслось?

Он пересказал события последних пятнадцати часов. Она слушала молча, хотя ее лицо говорило о многом.

Тим приготовился защищаться, но в ее взгляде не было осуждения. Может быть, она слишком устала, чтобы осуждать. Может быть, он слишком устал, чтобы заметить осуждение. Или, может, тревога за него растопила гнев.

– Какого хрена они убили Рейнера и Аненберг? Это было совсем не обязательно. Они могли получить папки, не убивая их. – Она сжала виски пальцами. – И эти люди, которые убивают просто так, безо всякого мотива, эти люди следили за нами несколько месяцев? За нами и нашей дочерью?

– Да.

Ее руки сжались в кулаки, и она стукнула по столу так сильно, что чашка с кофе подпрыгнула и упала на выложенный плиткой пол. На ее лице было выражение, которое он видел на лицах матерей беглых преступников, когда приходил, чтобы забрать их сыновей.

– Если ты поступишь правильно, если сделаешь все, чтобы защитить оставшихся, ты загремишь в тюрьму, – сказала она.

– Да.

– Фаулер работал на ранчо в Монтане. Там была работа на скотобойне – надо было оглушать коров, а потом резать им горло. – Она наклонилась вперед, оперевшись на стол. – Им приходилось менять парня на этом посту каждый понедельник. Не потому, что с этим тяжело было жить. А потому, что людям это начинало слишком сильно нравиться. Они ждали своей очереди.

– Ты хочешь сказать, что Роберт и Митчелл почувствовали вкус? – Тим посмотрел на лужицу кофе на полу. – Мне нужен мой пистолет.

– Твой пистолет, – сказала она так, словно слышала эти слова впервые. Затем встала и направилась по коридору в спальню. Тим услышал щелчок открывающегося сейфа. Она вернулась и положила на стол «Смит-энд-Вессон», словно собиралась играть в «русскую рулетку».

Он достал ключ, который нашел в папке Кинделла:

– У меня не будет времени этим заниматься. Даже если я выясню, к какому сейфу подходит этот ключ, мне все равно не получить к нему доступ без ордера.

Дрей зажала ключ в кулаке:

– Я узнаю, какой это банк, и зайду туда в форме в обеденный перерыв, когда менеджеров нет на месте. Посвечу значком, запугаю младшего служащего и заставлю его открыть сейф, – она мрачно кивнула. – Делай то, что должен.

Тим ощутил потребность оправдаться:

– Если Роберт и Митчелл начнут развлекаться, никто не знает, когда это кончится. Я не могу сидеть в тюремной камере и смотреть на это.

– Не станешь же ты играть роль одинокого рейнджера!

– Нет. Я буду внедрять информацию через Медведя, чтобы службе судебных исполнителей и офису государственного защитника было известно столько же, сколько и мне. Учитывая мою ответственность за эту заварушку, я не возражаю против того, чтобы оказаться где-нибудь под перекрестным огнем.