Обвиняемый
Шрифт:
Грегори потянулся к телефону, набрал номер.
– Мистер Абрамсон?.. Говорит профессор Грегори Скиллер. Простите, что беспокою вас в воскресный день… Но я хотел бы знать… Вопрос может показаться странным… Какого черта вы делаете в моей записной книжке?.. Как вы туда попали?.. Ах, ваш сын был моим студентом… И мы встретились на выпускном вечере?.. Да, теперь вспоминаю… И как поживает Абрамсон-младший?.. Уже управляет отделом сбыта в крупной фирме?.. Больше никаких отрицаний, полное приятие себя и окружающих?.. Ну что уж так сердиться задним числом?.. Значит, я могу поставить крест на вас обоих и вычеркнуть из записной книжки?.. Так и поступим.
Дело пошло.
Элис Аксельрод?.. Что-то
Мухаммед Аджубей. Бесценный человек, последний честный водопроводчик! Оставляем на почетной первой странице.
Эндрю Барталон, профессор эмеритус. Овдовел, жил один. Умер в прошлом году. Чудный был старик. Историк музыки, специалист по колокольным звонам. Оля любила бывать у него, но всегда тревожилась:?Ах, мы доставляем ему столько хлопот! Обед, мытье посуды…? Однажды он поставил для них новую запись ростовских колоколов, а сам затеял разжечь камин.?Ну что вы, что вы! – заахала Оля. – Нам уже скоро уходить…? Он улыбнулся с печальной укоризной и сказал:?Но я-то остаюсь здесь. Погреюсь у огня один…? Вычеркиваем со вздохом.
Мистер и миссис Карпентер, Джон и Цецилия. Это у них Голда жила в первый год своей аспирантуры, к их дому он отвозил ее в час, в два, в три ночи. Уж как они осторожничали тогда, как умели прятаться от чужих глаз, от злых языков. Но вся конспирация затрещала по швам, когда она решила – вбила себе в голову – настояла – и начала ходить на его лекции.?Просто не обращай на меня внимания, – говорила она. – Я сажусь в последние ряды, лицо в толпе, любопытная аспирантка захотела послушать модного профессора. Что тут такого?? Но он не мог. Он искал ее лицо, он не мог оторвать от него глаз, он говорил ей одной. Светящееся лицо, сияющий взгляд, засвеченный кадр…
Профессор Долсен, нестареющий Габриэль, коротышка декан. Когда десять лет назад он впервые возник из семинарской толчеи, схватил за руку и стал восторженно говорить о последних статьях профессора Скиллера, Грегори поначалу принял его за одного из тех вечных студентов, что кочуют с одной научной конференции на другую в слепой афинской погоне за чем-то новым. Но нет, коротышка оказался цепким и пробивным, заманил его к себе на кафедру, в свой университет, и шаг за шагом подталкивал наверх, вплоть до вершины – мечты любого преподавателя – полной и пожизненной профессуры.
В какой же момент он утратил восхищенное обожание профессора Долсена? Что нужно было сказать – написать – выкинуть, чтобы превратить пламенного сторонника в разочарованного недоброжелателя, который вставляет палки в колеса, саркастически усмехается, отворачивается при встречах? Да, хорошо было бы выбросить его из новой записной книжки, из новой жизни. Увы, пока придется терпеть.
Гонзалес Гвендолин и ее семья. Фамилия у нее – по третьему мужу или по второму? То-то его родители натерпелись страху, когда у него в пятнадцать лет загорелся роман с взрослой черной женщиной. А что их тогда свело, прямо бросило друг к другу? Наверное, то, что оба от рождения были такие убегальщики. Эта длинная цепь, которой отец приковал ее, четырнадцатилетнюю, внутри квартиры! Негуманно, конечно, но кто знает – может быть, ее только это и спасло от всех бед уличной жизни.
Роберт Кордоран, папаша-отчим, реинкарнация дюгоня, золотая душа. С тех пор как могучая вездесущая корпорация?Сладкий сон? перевела его в свое калифорнийское отделение, видеться с семьей удавалось нечасто. А после того как умерла мама Долли, связь с отчимом и сестрами как-то ослабла. Но нет, он не допустит, будет с этим бороться. Вот сегодня
Козулин Ольга. Мать Голды, профессор в Мичигане. Оля-жена училась у нее два семестра, слушала лекции по русской литературе. Сначала боготворила ее, но потом разочаровалась. Устала от дерзких интерпретаций классики. Кажется, один курс назывался?Творчество Гоголя как многоликий автопортрет?. Другой:?Невинные соблазнители и счастливые соблазненные в русском романе?. Но все равно обе Ольги до сих пор переписываются, встречаются на конференциях. И Голда сильно привязана к матери, хотя и раздражается на каждый звонок. Оставим.
Фридрих фон Лаген, тихий аптекарь, и его тихая жена Гертруда. Несчастные родители погибшей Аманды. Кристина однажды уговорила его взять ее подружку в двухдневную поездку по реке на байдарке. Девочка была такая добрая и отзывчивая, чуть не плакала, когда он, нырнув, рассадил себе колено о камень. Зато сама, когда ее укусил клещ, вела себя молодцом. Наверное, убийца знал о ее отзывчивости и воспользовался. Вот и фильм был недавно, где похититель девушек притворяется, будто у него рука в гипсе, и просит помочь ему достать карту из ящичка в автомобиле. Отзывчивая девушка садится на пассажирское сиденье, и тут же фальшивый гипс слетает, дверца захлопывается…
Как сейчас фон Лагены? Сколько уже лет он не звонил им? Кто-то говорил ему, что они родили мальчика и переехали в другой штат, кажется в Джорджию. Видимо, от страха. Как будто есть еще в стране города и штаты, где можно не дрожать за детей. Но в любом случае телефон и адрес у них новый. Хорошо бы узнать.
Маллой Маргарита. Марго. Чемпион верности, чемпион сдержанности, чемпион скрытности. Попала в адресную книжку еще до его приезда в этот город, до поступления на кафедру. Ибо это она вела его таинственными тропами университетской бюрократии (ведь в каждом штате – своя), объясняла по телефону и по почте, какие нужны бумаги, справки, свидетельства, дипломы. Секретарша профессора Долсена – приветливая, обстоятельная, надежная. С глазами, так далеко выкаченными из глазниц, будто им было приказано вечно и неусыпно быть на страже, все замечать, никогда не моргать. В платьях и блузках года на три позади моды. С улыбкой чуть загадочной и снисходительной, улыбкой-намеком. Как мало вы знаете обо мне, и как много я знаю о вас.
В первые два семестра он ее почти не замечал. И сам не ожидал и удивился, когда рассеянно обронил свое обкатанное:?А вот интересно, что бы случилось, если бы я, вопреки всем этим проклятым запретам и правилам, взял бы да и пригласил вас сегодня поужинать?? И она вдруг так очаровательно, так просто и серьезно сказала:?Я бы с радостью согласилась?.
Потом, в первую же их ночь, в дальнем-дальнем мотеле – нужно было быть очень-очень осторожными – она созналась, что влюбилась в него с первого же дня. Что он был такой ни на кого не похожий, такой приподнятый, такой навеки непослушный. Но она не надеялась, что он когда-нибудь заметит ее. Но не горевала, нет. С самого начала любила его не жадно, вприглядку, с другого берега. Уж очень широка река времени между ними – восемь лет, и не в ее пользу. Радовалась коротким случайным встречам на кафедре, в коридоре, в буфете. В дневнике помечала каждую такую встречу рисунком цветка или веселой рожицы. Да, она ведет дневник. В ее жизни не бывает ярких событий. Но ей нравится записывать мелкие подробности, оброненные слова. Описывать встреченных ею людей. Этот день, эту ночь? Нет, вряд ли. Скорее всего, накупит в магазине открыток с тюльпанами и розами. И заклеит ими всю страницу под сегодняшней датой.