Обвиняется в убийстве

Картрайт Гарри

На следующее утро, когда Тим Карри обратился к присяжным со вступительным словом, обвинение старалось держать себя уверенно, но у Шэннона появилось неприятное ощущение, будто где-то в самом начале предварительного следствия они совершили непоправимую ошибку. Он и прежде чувствовал, что было бы лучше предъявить Каллену обвинение в обычном тяжком убийстве, так как понимал, что вряд ли найдутся присяжные, которые решатся вынести Дэвису смертный приговор. Если Доулен знал, как поведут себя добропорядочные граждане Амарилло, так же хорошо, как и обвинение (а оно просто заставило себя поверить в то, что присяжные поведут себя так, как ему этого хотелось), то можно было смело утверждать, что дела обвинения обстояли далеко неблестяще. Настаивая на предъявлении подсудимому обвинения в тяжком убийстве, караемом смертной казнью, обвинение уже дало защите определенные преимущества при выборе присяжных. Шэннон внимательно слушал,

как Тим Карри излагал суть дела и впервые за все это время указал присяжным мотивы преступления. Карри сообщил им о том, что суд по делам о разводе постановил увеличить выплачиваемое Присцилле пособие с 3500 до 5000 долларов в месяц, а также взыскать еще 52000 долларов на покрытие текущих расходов. "Мы уверены, — продолжал он, — что факты подтвердят, что подсудимый узнал об этом постановлении в полдень 2 августа, то есть в день убийства". В ту ночь Дэвис отправился в особняк с целью убить Присциллу, продолжал Карри, и когда он выполнил свою ужасную миссию, Андрия Уилборн и Стэн Фарр были мертвы, а Присцилла и Гэс Гаврел серьезно ранены. Хотя очевидцев убийства Андрии Уилборн нет, обвинение все же намерено доказать, что она была убита тем же оружием, из которого убили Фарра и ранили остальных. Все так просто, подумал Шэннон. Налицо и обвиняемый, доведенный до отчаяния и крайне разгневанный результатами последнего разбирательства по своему делу о разводе, и три очевидца, и одинаковые пули. Можно было предположить, что адвокаты Каллена попытаются построить свою защиту на алиби, но Шэннон сомневался, что такое имелось. Карри потребовалось менее получаса, чтобы ознакомить присяжных с существом дела. Он все еще был уверен, что они правильно построили свое обвинение, но Шэннон никак не мог отделаться от мысли, что где-то они все же допустили ошибку. Во всяком случае ясно было одно: сам Доулен считал, что состав жюри был отобран обвинением неудачно.

А уже через час Шэннон понял окончательно, что обвинение действительно оказалось в весьма неприятном для себя положении. Доулен неожиданно удовлетворил ходатайство защиты об освобождении их подопечного под залог. Адвокаты внесли 1650000 долларов в чеках, удостоверенных в банках Форт-Уэрта и Амарилло, после чего Каллен Дэвис на некоторое время снова оказался на свободе. На стоянке для автомобилей перед зданием суда округа Поттер собралось множество телекорреспондентов и газетчиков, буквально набросившихся на Каллена, когда тот вышел из тюрьмы и направился к своему "кадиллаку". Он держал в руках портативный цветной телевизор и широко улыбался. Рядом с ним шла Карин Мастер, которая тоже улыбалась и радостно помахивала рукой перед телекамерами. Два сына Каллена от его первого брака прилетели из Далласа, чтобы разделить с отцом его радость. Каллен заявил репортерам, что больше всего ему сейчас хочется "поболтать с детьми, съесть огромный бифштекс, увидеться со служащими своей корпорации в округе Поттер и хорошенько поспать в свежей постели". Дэвис знал, что уже в следующий понедельник, когда начнется заслушивание свидетельских показаний, судья Кейв отменит это решение и прикажет ему вернуться тюрьму. Сейчас, однако, он хотел только одного — вкусить свободу и испытать радость победы.

В воскресенье 21 августа, когда Каллен находился с семьей, друзьями и адвокатами в гостинице "Хилтон", в международный аэропорт в Амарилло прибыла Присцилла. Главная свидетельница обвинения лишь временно покинула больницу св. Иосифа в Форт-Уэрте. Она взяла с собой письмо от лечащих врачей, в котором говорилось, что через несколько недель ей, по всей вероятности, придется отправиться в Питтсбург и сделать там сложнейшую операцию в связи с повреждением нерва при ранении. Присцилла была бледна, но настроена весьма решительно. Больше года она ждала дня, когда сможет рассказать о случившемся перед судом присяжных, и вот теперь этот день наступил. Через несколько минут она уже была в том же "Хилтоне". Впервые с момента их разрыва летом 1974 года Каллен и Присцилла провели ночь под одной крышей.

* * *

Еще задолго до того, как Джордж Доулен открыл первое заседание суда в полдень в понедельник, все 52 места в зале были уже заняты, а множество людей толпилось еще и в длинном коридоре. Большинство из них составляли женщины. Все они были любительницами дешевых представлений, а тут вдруг подвернулся случай собственными глазами увидеть кое-что настоящее.

— Вы только посмотрите на нее! — воскликнула одна из них.

— Но я же ничего не вижу! В чем она?

— Зато я все вижу! Уже по одному наряду видно, что во всем виновата она.

Суд, разумеется, не собирался устанавливать, виновна Присцилла в чем-то или не виновна, да это, кстати, меньше всего волновало и собравшихся женщин. Большинство из них уже давно усвоили, что именно такие, как Присцилла Дэвис, повинны

во всех напастях рода человеческого. Все это выглядело несколько странным, поскольку на данном этапе они не знали о Присцилле ровным счетом ничего, если не считать того немногого, что им удалось услышать или прочитать два месяца назад, когда та приезжала в Амарилло на предварительное слушание. Никто уже не помнил, что она тогда говорила, но зато всем очень хорошо запомнилось, во что она была одета. На ней тогда был очень дорогой наряд с множеством белоснежных кружевных оборок и маленький золотой крестик, беспомощно болтавшийся на ее силиконовой груди. Женщины, хлынувшие тогда в зал суда, инстинктивно пришли к выводу, что Присцилла — женщина без стыда и совести. Но их возмущению поистине не было предела, когда они прочитали в газетах сообщение одного местного репортера, в котором говорилось о том, как он случайно столкнулся с Присциллой в отеле "Хилтон", когда та шла по коридору с Библией в руках. Уже через несколько месяцев после окончания суда Хью Расселл сказал: "Мне кажется, что вид Присциллы с Библией и золотым крестиком больше всего оскорбил местное общество. В Амарилло очень много по-настоящему религиозных людей, которые были этим просто возмущены. Многие из кандидатов в присяжные говорили об этом во время отбора. Они считали ее обманщицей, спекулирующей на Библии".

Но этот репортер из Амарилло умолчал о том, что Присцилла приехала в их город, прихватив с собой еще и чемодан (это заметили, когда она перебиралась из одного номера в другой). Не сообщил он также и о том, что на ней был тот самый золотой крестик, который был найден у нее в сумочке сразу же после ранения 2 августа. Ни одна теле- или фотокамера, ни одна пара любопытных глаз так и не зафиксировала ту жестокую боль, которую Присцилла продолжала испытывать и тогда, когда зеваки набрасывались на нее, как хищники на свою жертву (врачи ввели ей в спину катетер, через который поступало лекарство, обезболивавшее нервные окончания, поврежденные пулей).

Толпе зевак, однако, пришлось немного подождать: в понедельник первым в качестве свидетеля обвинение решило вызвать не Присциллу, а судью Джо Эйдсона. Его показания должны были указать на мотивы преступления. Обвинение очень быстро установило, что в День убийств Эйдсон сообщил Каллену Дэвису неприятную новость. После этого право задавать вопросы свидетелю было предоставлено Ричарду Хейнсу.

Хейнс быстро подошел к месту дачи свидетельских показаний и зачитал Эйдсону список из десяти фамилий. Тот сказал, что ни одного из названных лиц не знает. Хейнс улыбнулся и заметил, что тому должно быть стыдно, поскольку были зачитаны фамилии десяти мужчин и женщин (многие из них уже имели судимость), которые жили в доме № 4200 на Мокингберд как раз в то время, когда Каллен и Присцилла разводились. В данный момент, однако, Хейнса интересовал лишь человек по имени Стэнфорд Фарр. Это имя, по-видимому, ни о чем не говорило судье Эйдсону, поэтому Хейнс пояснил: "Этот человек тоже жил в указанном доме. Она [Присцилла] покупала ему все — от ковбойских сапог до автомобиля — и оплачивала его расходы. Это что, обстоятельства, которые требуют увеличить размер алиментов?"

Эйдсон ответил, что ничего не знал о существовании Стэна Фарра, но даже если бы и знал, то все равно "это его право — либо увеличить размер пособия, либо оставить прежнюю сумму, либо вообще отменить его выплату".

— Вы могли бы отменить дальнейшую выплату алиментов женщине, которая содержит другого мужчину, на том основании, что при создавшихся обстоятельствах она не имеет на это права? — спросил Хейнс, приставив ладонь к уху, словно ждал от свидетеля очень тихого ответа.

— Это вполне могло бы быть таким основанием, — признался Эйдсон.

После перекрестного допроса свидетеля Джо Шэннон тут же отреагировал на выпад Хейнса и спросил Эйдсона, знал ли тот, что Дэвис жил тогда с Карин Мастер.

Шэннон: Вы не помните, говорил ли вам Дэвис, что часть средств из общей собственности он расходовал на содержание Карин Мастер?

Эйдсон: Нет, не помню.

Вопрос: Вы не помните, говорил ли он вам, что часть средств из общей собственности он расходовал на содержание детей Карин Мастер?

Ответ: Нет, не помню.

Эйдсон, однако, хорошо помнил, что Дэвис был одним из главных владельцев корпорации "Кендэвис индастриз"- империи, включавшей в себя 83 компании.

Вопрос: Вы не помните, каков был чистый доход "Кендэвис индастриз" после уплаты всех налогов в 1975 году?

Ответ: Кажется, 57 миллионов долларов.

— Цифру 57 миллионов вы все же смогли запомнить, — упрекнул его Хейнс.

— Такая цифра, знаете ли, впечатляет, — тут же отрезал Эйдсон.