Обворожить графа
Шрифт:
Ей помог вес его тела, и они оба упали. Они были обнажены, и она сумела, скользя по его телу, найти такое положение, при котором касалась его возбужденного восставшего члена.
Она чуть не задохнулась от нового незнакомого ощущения и почувствовала, как на мгновение напряглось его тело, и он, схватив ее за плечи, стиснул в объятиях.
– Маленькая ведьма! – сказал он, прижимаясь к ее губам, и их возбужденная плоть слилась в восхитительном ритме, который так долго был недоступен ей. Граф был крупным мужчиной, и так чудесно, так божественно сладостно наполнял ее. И он знал,
Она никогда не испытывала такого блаженства! Он спросил:
– Мне подождать?
– Нет-нет, – с дрожью в голосе сказала она.
Его темные глаза вспыхнули, он улыбнулся. Она сделала движение бедрами и снова включилась в ритм любовной игры, сначала медленный, а затем – по мере того как возбуждение нарастало, судя по выражению лица графа, у него тоже – более быстрый. Наслаждение было таким полным – как она забыла, насколько приятно это могло быть?
Они с мужем… нет, не надо думать о Роберте сейчас! Но она никогда не занималась любовью в таком положении, и ее удивляло, как глубоко он входил в нее, когда она лежала сверху. Казалось, с каждым движением он проникал в самую глубину ее существа, приближая ее к ощущениям такой силы и мощи, что это почти причиняло ей боль, и в тоже время это была не боль. Это была радость, светлая и чистая, какой она никогда еще в своей жизни не знала.
И с ней вместе появилось предчувствие того, чего Лорен не осознавала, и она отогнала это предчувствие, чтобы не омрачать радость момента, стараясь отдаваться только ощущениям и не думать, ни о чем не думать. Чувства были такими глубокими, такими приятными, и все это продолжалось. Господи, только бы никогда не кончалось.
Чувства овладевали ею, проникали в самую глубину, выворачивали ее наизнанку, кружили кругами чистой радости, поднимали ее на высоту, погружали в фонтаны наслаждения и опускали в океан восторгов. И он тоже должен был чувствовать все это.
Наконец, обессиленная, она затихла, издавая какие-то бессмысленные звуки, не веря, что они принадлежат ей, как и не веря в то, что она совершила это путешествие, ужасное путешествие в новую и неизведанную страну, которую, как она наивно думала, она знала.
Она покачнулась, и, если бы он не подхватил ее, наверное, упала бы. С минуту она лежала с закрытыми глазами. Она была утомлена и не решалась посмотреть ему в глаза – не сердился ли он на нее за ее весьма неподобающее леди поведение.
Она была удивлена и обрадована, когда почувствовала его легкий поцелуй в лоб. Она открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее с улыбкой.
– Теперь на меня всегда будут так нападать? – мягко спросил он.
Она невольно покраснела.
– Нет, конечно, милорд. Это было просто…
– Да? – Он не спускал с нее глаз, и она не могла придумать, что еще можно сказать, кроме, вероятно, правды.
– Это было очень давно, – просто ответила она и запоздало добавила: – А вы очень красивый мужчина.
Он громко
– Я не жалуюсь, моя дорогая. Можете нападать на меня, когда захотите.
Она улыбнулась в ответ, хотя догадывалась, что все еще краснеет.
Он с нежностью коснулся ее щеки, и она неожиданно остро ощутила дежа-вю, вспомнив о прикосновениях умершего мужа. Пронзительное чувство вины и предательства было мучительным, как удар ржавого ножа.
Она молча села.
Он удивленно посмотрел на нее:
– Что-нибудь не так?
Она покачала головой, не решаясь посмотреть ему в глаза.
– Нет, ничего… все было чудесно. – И сама почувствовала холодность своего тона. – Но я думаю… я думаю, что мне надо вернуться сейчас в мою комнату, если вы не возражаете.
Его улыбка исчезла, и он пристально посмотрел на нее:
– Я вас чем-то обидел, миссис Смит?
– Конечно, нет, это было очень приятное свидание, – сказала она, не в силах вынести его слишком прямой взгляд. – Но день был такой длинный, и я очень устала.
– Несколько минут назад я бы так не подумал, – сухо заметил он. – Но не буду вас задерживать, если вы желаете уйти.
– Благодарю вас, милорд, – ответила она, слыша собственные вежливые фразы, которые как будто произносила совсем другая женщина, какая-нибудь строгая гувернантка, а она сама, Лорен, находилась где-то далеко, где рыдала от боли.
Почему улетело прочь ее короткое счастье? Она не могла думать об этом здесь – если она расплачется, и он поймет…
Она отогнала на время эти мучительные мысли, встала, натянула сорочку, попыталась надеть платье, чтобы приобрести достаточно приличный вид, на случай если в холле ее увидят слуги или, того хуже, кто-то из гостей.
Граф встал и торопливо помог ей одеться, она присела в коротком реверансе, пробормотала пожелания доброй ночи, нелепые после их бурной любовной сцены, и вышла из комнаты.
К ее большой радости, в холле никого не было. Она почти бегом добралась до своей комнаты, и снова, к счастью, в ней не было горничной, дожидавшейся ее. Вероятно, они не ожидали, что она вернется сода этой ночью? В любом случае она была одета кое-как и смогла раздеться без посторонней помощи. Однако ей пришлось расстегнуть несколько пуговиц, хорошо, что она не надела корсет ради того, чтобы пройти через холл.
Сняв свое красивое новое платье, она надела ночную рубашку, погасила свечи и забралась в постель, чтобы темнота скрыла ее, и она бы, наконец, смогла выплакаться, не сдерживая слез.
Каким же скверным человеком она была…
Она занималась любовью с совершенно незнакомым человеком.
Конечно, она знала, что это большая часть того, на что она согласилась, решив стать куртизанкой. Этим она хотела вернуть сквайру потерянные земли, напомнила она себе, – благородная цель, поставленная, казалось, давным-давно. Тогда она думала, что нет ничего такого уж страшного – позволить себе быть распущенной и порочной на некоторое время, после того как всю жизнь была добродетельной и порядочной женщиной. Но все же…