Обворожить графа
Шрифт:
Картер сердито прищелкнул языком, но Маркус не обратил на это внимания и стал подниматься по лестнице, перешагивая через две ступени.
Наверху он направился в свою спальню. Он осторожно открыл дверь и, полагая, что она, может быть, спит, тихо, как только мог, вошел в комнату. Около кровати горели свечи. Но, откинувшись на пуховые подушки, Лорен спала, на ее груди лежала выпавшая из рук книга. Глаза Лорен были закрыты, а дыхание было ровным и спокойным.
Она все еще была бледна, и на фоне этой бледности выделялись вены на ее висках. Она выглядела такой беззащитной,
Опиум, случайно попавший в ее организм, все еще не утратил своего действия. Вероятно, ему следовало бы позвать доктора; однако он был плохого мнения о большинстве докторов. Он не доверял им; они просто рекомендовали пускать пациенту кровь, как это было с его отцом, и были готовы производить эту процедуру, пока вы не умрете. Вас убьют или болезни, или доктора.
Стараясь не разбудить ее, он придвинул стул и сел рядом с кроватью. Вероятно, отдых, сон и покой были сами по себе лучшим лекарством, убеждал он себя. Она была молодая и сильная, совсем не такая, каким был его отец во время его последней болезни.
Но было, по крайней мере, две причины, по которым ему было так больно видеть ее в таком состоянии. Во-первых, он не должен был позволять ей приближаться к этому опасному месту. Он не должен был брать ее с собой на склад; ему следовало бы догадаться, что в грузе могла скрываться опасность. О чем он только думал или, хуже того, не думал?
Самое страшное заключалось в том, что он не мог допустить и мысли, что потеряет ее.
Как он пришел к этой мысли… постепенно, внезапно, спустя дни, часы или минуты, – он точно не знал. Он только знал, что в ту минуту, когда она вошла в его кабинет со своим фантастическим, милым и совершенно бескорыстным предложением, он был обречен на такой конец – смотреть на ее лицо и чувствовать потребность защищать ее, обладать ею, лелеять ее и знать, что она останется с ним на всю его оставшуюся жизнь.
Но как всегда, у него возник вопрос,… мог ли он рассчитывать, что она останется с ним? У него не было никаких доказательств, что она действительно любит его, кроме условий их хрупкого и ненадежного соглашения, срок которого истекал. О, она, как ему казалось, с удовольствием занималась с ним любовью, радостно отзывалась на его ласки, отдавалась ему легко, самозабвенно. Но любила ли она его? Сможет ли она оставаться с ним годы, десятилетия? Бог знает, проживут ли они так долго?
Он не знал. И не знал, как ему убедиться в этом.
Он не знал, как теперь доверять людям, и, уж конечно, не доверял судьбе, этой капризной и непостоянной любительнице пошутить.
О Боже милосердный, думал Маркус, чувствуя, как пот стекает с его лба, несмотря на то, что в комнате угас камин, и было прохладно. Он хотел ее всей душой и всем телом. Он был несчастным жалким типом, без гордости, без совести. Может быть, ему просто отдать себя ей на милость…
Нет, нельзя, она будет презирать его. Он не может удержать ее жалостью к нему. Какой он после этого мужчина, если попытается привязать ее к себе жалостью?
Он вытер лоб, некоторое время походил взад и вперед перед камином и снова сел у кровати.
«Возьми
У него сжималось сердце при мысли, что она может не любить его, может отвернуться, может оставить его…
Ему придется подождать, чтобы узнать это.
Если она покинет его, думал он, то он может умереть…
Нет, он будет жить, сквозь стиснутые зубы убеждал он себя. Он будет, по крайней мере, внешне, таким, как и всегда. И возможно, никто не догадается, что он будет лишь пустой оболочкой мужчины.
Но пока она еще здесь. Он взглянул на нее и снова осторожно, чтобы не разбудить, постарался плотнее накрыть ее одеялом.
Она вздохнула, и книга соскользнула с ее груди. Он поднял ее и положил на столик возле кровати, затем сел и, не отрываясь, смотрел на нее, чтобы запечатлеть в воображении ее образ.
Он будет хранить в памяти каждую проведенную вместе минуту, на случай если их осталось немного.
Тихий звук привлек его внимание, и он поднял голову. Сначала он подумал, что ему почудилось, но затем он снова услышал его, этот тихий стук в дверь.
Какого черта?
Он встал. Широкими шагами он подошел к двери и быстро, опасаясь потревожить Лорен, открыл ее.
За дверью стояла графиня в отделанном кружевом пеньюаре, с художественным беспорядком на голове, уже поднявшая руку, чтобы снова постучать.
– Что-то случилось? – спросил Маркус.
– Non, mon ami, – тихо сказала она. – Я пришла справиться о здоровье миссис Смит.
Слишком хорошо зная эту леди, чтобы принимать все сказанное ею на веру, он внимательно посмотрел на нее и только потом ответил:
– Я думаю, она поправится, но сейчас она еще не очень хорошо себя чувствует.
– Ах, бедняжка, – сказала графиня, качая головой и глядя поверх его плеча на неподвижную фигуру на постели. – Я посижу с ней, если вы хотите поспать.
Она говорила, по-видимому, совершенно искренне, и ему на миг стало стыдно за свое недоверие к ней.
– Спасибо, но я чувствую себя прекрасно.
– В самом деле? – Она подняла бровь. Он еще хорошо помнил, как она это делала. Она ответила на его взгляд пристальным взглядом. – Не могу ли я что-нибудь сделать для вас, дорогой? – Она чуть-чуть затянула паузу и добавила еще более мягким тоном: – Ради прошлых дней.
По ее глазам он видел, что она поняла его, и чуть заметно улыбнулся. Он не мог сердиться на нее; она была такая, какой была, со своими женскими предрассудками, но если не считать этого, она была неплохой женщиной, способной на настоящую доброту и великодушие. Она была опытной любовницей, с хорошо сложенным телом, которое он давно не видел, без сомнения, все еще соблазнительным.
Но сейчас он не испытывал желания убедиться в этом. Его интересовала только одна женщина. Ни в этот вечер, ни когда-либо у него не появлялось желания заниматься любовью с кем-то другим. Лорен была больна, и ему хотелось быть рядом с ней, пока ее здоровье не восстановится, и это было все, о чем он думал. Других желаний у него не было.