Объявляю убийце голодовку
Шрифт:
— А он обратно-то дойдет? — опасливо осведомилась я.
— Дойдет, — успокоила девочка. — Он сейчас минутку полежит и опять начнет носиться. Мы с ним потом еще выйдем. Когда Тамаре Петровне, Наташиной маме, позвоним и вас проводим.
Я с уважением посмотрела на выносливого щенка и его терпеливую хозяйку. Я люблю животных, но на такие подвиги не способна. Часами выгуливать и выбегивать какую-нибудь животину — это выше моих сил. Зато теперь я знаю, что буду делать, если с подружкиным замужеством не выгорит. Подарю ей собаку. И тогда у нее появится куча дополнительных обязанностей, а у меня свободного
По дороге в Москву я обдумывала то, что сегодня узнала. Моя новая знакомая, как и обещала, позвонила соседке и выяснила Наташин московский адрес. Она, оказывается, не ездила из пригорода, как были уверены сокурсники, и уж тем более не жила в общежитии, как предполагали бестолковые Паша с Серегой.
Наталья снимала квартиру и, похоже, не бедствовала. Это наводило на очень интересные размышления. Зачем она мыла полы? На оплату даже самой завалящей квартиры такого приработка не хватит. Может, ее обязанности не ограничивались мытьем полов, а включали что-нибудь еще, что как раз окупало все ее расходы на квартиру и прочее? Но что она могла такое делать? И кто в этой несчастной больнице мог платить большие деньги?
До Аллочкиной ванны я добралась в десятом часу и совершенно обессиленная. Посещение практикантки пришлось отложить до завтра. Но уж будильник-то я завела на семь часов. Предстояло слишком много дел, чтобы я себе позволила расслабиться в постельке. С самого утра я навещу студентку.
Возможно, у нее есть дурная привычка спать по субботам до обеда, но в таком случае ей разок придется себя пересилить. Мое трудоустройство не терпит отлагательства. В качестве компенсации захвачу конфеты и хорошее вино. А потом займусь переселением в собственную квартиру и, соответственно, мерзавцами, покусившимися на мою собственность и здоровье. Надеюсь, их еще не выпустили.
Ну и после обеда я забираю Аллу. Денек отлежится дома, придет в себя, а в понедельник отвезу ее в платную поликлинику, пусть ее посмотрят, назначат что положено — и назад. Только теперь уже в качестве Наташиной сменщицы.
Почему я решила, что трудоустраиваться будет она, а работать я? Да очень просто. У нее две трудовые книжки.
Теряет она, как вы уже, наверное, догадались, не только ключи. Теряет она абсолютно все! И трудовой книжки она лишилась только один раз исключительно потому, что документ попадал в ее руки на очень незначительное время, а вообще-то хранился по месту работы. Иначе ей бы пришлось или отдать книжку, как и дубликат ключей, соседке на хранение, или пристегнуть к руке железным браслетом и не расставаться с ней ни днем ни ночью.
В общем, за те два дня, что трудовая книжка имела несчастье находиться на руках у моей забывчивой подруги (ей понадобилось снять копию для оформления загранпаспорта), документ благополучно улетучился, и девушке пришлось озаботиться получением нового. Старая книжка потом случайно нашлась, и я, как чувствовала, прибрала ее к себе.
Уснула я совершенно успокоенная. Только почему-то сны мне снились не самые приятные. Меня опять выкидывали на свалку, причем я никак не могла найти, где она заканчивается, и, утомившись
Глава 5
Будильник трезвонил, а я все бродила по своей помойке и никак не желала пробуждаться. Зато когда все-таки сообразила, что нахожусь в Алкиной квартире, которую, даже несмотря на постоянный беспорядок, помойкой не назовешь, разве что свалкой, от души порадовалась. Затем, так и не успев прийти в стабильно благодушное расположение, преисполнилась самой настоящей ненавистью к проклятым камуфляжникам, обеспечившим мне широкий спектр «восхитительных» ощущений, от которых я, похоже, никогда не избавлюсь.
За завтраком, вместо того чтобы хорошенько продумать, как себя вести с Натальей, я строила планы мести негодяям, которые были исключительно разнообразны по применяемым к ним пыткам, но непременно заканчивались складированием всех участников моего пленения на отходы мясоперерабатывающего комбината.
Немного полегчало, зато аппетит пропал начисто, и из двух сваренных яиц я протолкнула в себя только одно, да и то чуть было не вернула съеденное обратно. Чертыхнувшись, я вылила любовно заваренный чай в раковину и пошла одеваться.
Не знаю, может, мне следовало как-нибудь творчески подойти к выбору одежды и макияжа, но вторая ночь, проведенная на куче отбросов, пагубно сказалась на моем творческом потенциале. Да и неудивительно. Вон в каких роскошных условиях жил и творил Версаче. Не может творческая личность создавать шедевры на навозной куче.
В отсутствие вдохновения я удовлетворилась собственным джинсовым костюмчиком и легким макияжем. Уже через полчаса после пробуждения я запирала входную дверь, и в девятом часу подъезжала в лифте к Наташиной квартире, собираясь пожелать ей доброго утра.
Надавив несколько раз на кнопку звонка, я усомнилась, что хозяйка мне сильно обрадуется. Как и я, она, похоже, считала утро добрым только после двенадцати. Но с другой стороны, я-то себя заставила пойти на жертву! Значит, придется и ей.
Позвонила еще, при этом палец с кнопки не убирала минут пять, и, если девушка способна почивать при таком трезвоне, ее надо срочно познакомить с Аллой. Они просто родственные души, причем, вполне возможно, их как раз всего две и есть. Другие представители гомо сапиенс выдержать подобное и не проснуться, наверное, тоже могут. Но во-первых, опять-таки считаные экземпляры, а во-вторых, только в анабиозе, коме, а также сильном алкогольном или наркотическом опьянении.
Дверь так и не открылась, и я ее пнула сгоряча, сопроводив пинок недобрыми пожеланиями подружкиной родственной душе. Дверь распахнулась.
Не будь я так раздражена, я бы сначала подумала и только после этого шагнула в квартиру. Люди, пребывающие в полном здравии, не держат двери своих жилищ гостеприимно распахнутыми.
Попав внутрь, я остолбенела. Обитательница здешнего гнездышка явно не нуждалась ни в каких посулах и уже имела все необходимое для того, чтобы сограждане причислили ее к новым русским и навсегда отказали в своем добром отношении.