Обязан побеждать
Шрифт:
– Отставить стрельбу! Догнать врага! – приказал Белухин. – Если жив, я его допрошу.
Он вскинул пулемёт на плечо и пошёл вслед за рядовыми. Те торопливо, с опаской бежали к немцу, распластанному в траве.
Он был жив, но ранен в правый бок и, слыша топот, перевернулся на спину, закрыл руками лицо.
– Он живой, товарищ лейтенант, – доложил Осинин.
Белухин подошёл, присел рядом на корточки, отдернул руки с лица немца.
– Где находятся ваши передовые войска? – спросил лейтенант по-немецки.
– Я не знаю, я не солдат фюрера,
– Против, а топчешь нашу землю.
– Меня заставили идти в армию, в хозроту. Мне сорок пять лет. У меня дети.
– Воюют за фюрера?
– У меня две дочери, я ранен, помогите, возьмите меня в плен.
Подошла Таня.
– Перевязать? – спросила она.
– Мы не можем брать пленных, – жестко ответил лейтенант, – уходи к машинам! – И, обращаясь к немцу, снова спросил: – Где ваши передовые войска?
– Я слышал, что наступление захлебывается. У города Ельни и реки Десна ваши яростно атакуют.
– Что же дальше предпримет фельдмаршал фон Бок?
– Я не знаю, но слышал разговоры, что войскам нужна передышка, пополнение и снова удар на Москву.
Лицо лейтенанта помрачнело. Таня ахнула.
– Санинструктор, я вам приказываю отойти к машинам. У нас времени в обрез. – Он проследил, как Таня пошла назад, и сурово произнес: – Именем народа Советского Союза, приговариваю врага, ступившего на нашу землю, к расстрелу. Приговор привести в исполнение рядовым Осинину и Шелестову.
Лейтенант повернулся и пошёл вслед за Таней, он слышал, как бойцы передернули затворы винтовок, а Осинин скомандовал: «Огонь!»
Подойдя к машинам, Белухин присел на ступеньку полуторки, дожидаясь рядовых. Те с бледными лицами явились следом. Лейтенант встал.
– Я вижу, у вас руки трясутся, словно вы кур воровали. Огневая подготовка – ни к черту. Вдвоём стреляли по одному солдату и только ранили. Это нестроевик, боевой автоматчик из вас бы сделал решето. Меткая стрельба – ваша жизнь, – сурово говорил лейтенант, вытаскивая пистолет из кобуры. – Осмотреть, есть ли кто живой?
– Никого, все мертвецы, – первым пробежавшись вокруг машин, сказал Лёха.
– Ладно, но в следующий раз оружие держи на боевом взводе. Вдруг раненый вооружен автоматом, он прошьёт тебя, как портной штанину.
– Не прошьёт, – сказал Лёха и всадил в борт кинжал. – Натренировался, пока бродили по лесу, и пацаном любил в ножички играть.
– Это уже кое-что, молодец, – похвалил лейтенант бойца. – А ты, рядовой Осинин?
– Не, я не умею.
– Учись, очень пригодится. Вам многому надо научиться. Боевая подготовка слабая, думаю, физическая – тоже. Сколько дней вас готовили к бою?
– Около месяца. Стреляли всего два раза. Не было сначала винтовок, а потом патронов, – виновато оправдывался Шелестов.
– Больше в карауле стояли, да маршировали. Правда, марш-броски были, – сказал Осинин, – я на ногу лёгок, первым всегда шёл.
– Словом, на врага бросили пушечное мясо, – тихо и зло сказал лейтенант. – У нас нет времени на подготовку, но будем учиться каждую свободную
– Мы всегда готовы тренироваться!
– Ладно, товарищ Таня, в кабину, а мы пока осмотрим вокруг, где что лежит. Да придадим земле труп нашего шофёра.
– Товарищ лейтенант, что сказал немец про Ельню и Десну? – взволнованно спросила Таня.
– Впредь на операциях называйте меня командиром для маскировки. Думаю, на рубеже Ельня – река Десна войска группы армий «Центр» под командованием фельдмаршала фон Бока остановлены. Идёт перегруппировка и накапливание сил врага для нового наступления на Москву. Нам надо немедленно нанести удар по железной дороге.
– С нашими-то силами?
– Отставить пререкания, сил для диверсии у нас достаточно. Не раскисать! Просмотри документы и письма солдат, которые я нашёл у мертвецов.
– Я недостаточно знаю немецкий, чтобы читать письма.
– Ладно, разберёмся после.
На тягаче и в полуторке оказались сапёрные лопаты и могилу вырыли быстро. Неглубокую, полметра. Опустили уже взявшийся тленом труп, засыпали землей. Лёха срубил тонкую берёзку и, соорудив крест, воткнул его в могильный холмик. Лейтенант трижды салютовал из винтовки.
– Цепляйте трос за наш грузовик и поедем на тягаче к самолёту. Он упал севернее от нас.
Тягач хорошо подчинялся лейтенанту. Вскоре они выскочили на взлобок, чтобы взять правильное направление полёта фашистского стервятника и где их повозку атаковал «фоккер». Впереди виднелась траншея, а за ней кресты, кресты, кресты из берёзы. На лбу у лейтенанта высыпал холодный пот, Таня прикусила руку, чтобы не вскрикнуть. Тягач остановился.
Пораженные панорамой мертвого поля, стояли и молчали.
– Сколько накрошили фрицев! – раздался голос Фёдора, – а наших тогда сколько полегло?
– Полк оборонялся ровно неделю, дважды пополнялся людьми, – сказала Таня. – Раненых в тыл отвозили и днём и ночью на подводах и машинах. Товарищ командир, тут близко, надо бы дойти до траншеи, найти каску, братскую могилу и каской увековечить. Как хотели. Я же многих в полку знала по именам!
– Отставить, товарищ санинструктор, там могут быть немцы или полицаи-мародёры. Рисковать не имею права. Мы побываем там ранним утром. Сейчас розыск самолёта – первостепенная задача. По местам.
Приказал, а сам подумал: не слишком ли он о безопасности печётся? Как реагируют на его тон бойцы, не угнетает ли боевой дух осторожность? Сам-то он понимает – не из-за трусости. И тут же себя на место поставил: не идти на поводу у соблазна и отступать от главной цели на сегодня. Иначе анархия в голове. Другое дело непредвиденное обстоятельство, как валун на пути, который не даёт идти прямо, а с обходом. И утвердился – правильно поступает, как учил полковник.
Ехали на тягаче на пониженной скорости по пересечённой местности. Затрудняли проезд заросшие густым кустарником балки. Остановились, когда тягач упёрся в густой березняк. Высадились. Лейтенант призадумался – куда идти?