Обыкновенные девчонки (сборник)
Шрифт:
Настя помолчала.
— То есть что я? — поправилась она. — Не совсем еще захлебнулся. Ну, мы его и вытащили. Вот и все.
— Молодец! — сказала Людмила Федоровна. — Молодец Настя, не растерялась.
И все девочки представили себе, как эта неторопливая, спокойная Настя, с круглой гребенкой в русых, аккуратно подстриженных волосах, бросается одетая в воду и ловит за рубашонку маленького большеголового мальчишку.
Бывшие подруги
За этот урок веселая девочка, которую все в классе
Наташа все время сидела, слегка повернув голову к Кате, и на лице у нее, словно в зеркале, отражалось все, что пробегало по Катиному лицу. Стоило Кате нахмуриться, улыбнуться или прикусить губу, как Наташа, сама того не замечая, делала то же самое: хмурилась, улыбалась, закусывала губу…
К концу урока она даже научилась немножко щуриться по-катиному и накручивать на палец кончик косы.
Когда прозвенел звонок, Катя вскочила с места и выбежала в коридор. Наташа бросилась за ней вдогонку, словно ее потянули за невидимую ниточку. Но в коридор уж высыпало столько девочек из разных классов, что Наташа потеряла Катю из виду.
А тем временем Людмила Федоровна успела что-то сказать про Наташу двум другим своим ученицам — Насте Егоровой и Вале Ёлкиной, и вот уже им обеим захотелось подружиться с новенькой. Они подбежали к Наташе, заговорили с ней наперебой, и, когда Наташа спросила, где Катя Снегирева, обе девочки вызвались немедленно найти ее и привести.
Но отыскать Катю в эту перемену так и не удалось. Спрятавшись за старой партой в конце коридора, Катя и Аня вели серьезный разговор.
— Хороша дружба на всю жизнь! — говорила Аня, не глядя на Катю. — Не то что до десятого, а и до четвертого не дотянула. Стоило этой новой явиться к нам в класс, как меня будто и на свете не стало.
— Ты это о ком? — спросила Катя строго. — О Наташе?
— А то о ком же? Об этой… второгоднице…
— Как тебе не стыдно! — сказала Катя. — Ты разве не знаешь, что она осталась на второй год потому, что болела? Это и со мной может случиться и с тобой… Приятно бы тебе было, если б тебя ни за что ни про что стали называть второгодницей?
Аня пожала плечами и ничего не ответила. Катя решила, что ее молчание означает согласие. Она доверчиво дотронулась до Аниной руки и сказала значительно:
— И потом, понимаешь, жалко: у нее никого нет, одна мама.
Но Аня отдернула руку и как-то криво усмехнулась.
— А у меня две мамы, что ли? — буркнула она.
Катя так и вспыхнула:
— Да ну тебя, Аня! С такой, как ты, не только всю жизнь — ни одного дня дружить нельзя!
— Ах, вот как! — проворчала Аня и отвернулась. — Ну и не дружи!
В глазах у нее стояли слезы.
Катя хотела рассердиться на нее, но не смогла.
— Погоди, —
Но как раз в эту минуту с другого конца коридора донесся звонок.
Катя и Аня вошли в класс последними, поодиночке. Стоя в дверях, Людмила Федоровна пристально посмотрела на обеих девочек.
— Что это с вами? — спросила она. — Неужели поссорились?
— У меня просто голова болит, — сказала Аня чуть слышно.
Девочки расселись по местам, и урок начался. Людмила Федоровна стала спрашивать, у всех ли есть учебники.
— У меня две «Неживые природы», — сказала Валя Ёлкина, сидевшая на первой парте.
— Два учебника «Неживая природа», — поправила се учительница.
— Ну да, две книжки. И папа купил, и бабушка. Можно, я одну дам Насте Егоровой?
— Конечно, — ответила Людмила Федоровна.
Еще одна рука потянулась вверх:
— А у меня два английских языка — старый и новый.
— Два учебника английского языка, — опять поправила Людмила Федоровна.
Пока учительница проверяла учебники, две девочки занимались совсем другим делом. Это были Аня и Катя. Они вели между собой переписку, так как на перемене не успели сказать друг другу все до конца.
«Ты воображаешь, — писала Аня на клочке бумаги, прикрывая его рукой, — что я очень добиваюсь твоей дружбы. А я сама не хочу водиться с тобой, если ты будешь водиться с твоей второ…»
Последнее, не дописанное до конца слово было зачеркнуто, а вместо него сверху нацарапано: «Наташкой!!!»
Оттого, что строчки шли вкривь и вкось и чуть ли не в каждом слове была одна, а то и две ошибки («воображашь», «добеваюсь», «водица» — вместо «водиться»), письмо показалось Кате еще обиднее и неприятнее.
«Ничего я не воображаю, — приписала Катя под Аниными каракулями. — Это все глу…»
Она не успела дописать последнее слово.
— Снегирева! — строго сказала Людмила Федоровна. — О чем я сейчас говорила?
Катя опустила голову:
— Простите, Людмила Федоровна, я не слышала. Мы думали про другое.
— Кто это «мы»? Ну, а ты, Аня, слышала, о чем я говорила?
— И я тоже думала про другое…
Людмила Федоровна подошла к Ане и Кате.
— Так вот, чтобы вы не думали на уроке про другое, — сказала она, — я вас рассажу. Лебедева, возьми свои книжки и пересядь к Стелле Кузьминской. А ты, Наташа Оленина, перейди на место Лебедевой.
Наташа так и просияла от радости. Собрав книжки, она пересела назад, на Анино место.
Аня, оглянувшись, посмотрела на нее и Катю с таким отчаянием, словно теперь Наташа разлучила ее с Катей навеки — добилась-таки своего! Когда в классе стало тихо, Людмила Федоровна сказала:
— Девочки! Я хотела бы, чтобы вы меня слушали внимательно. Говорить громко мне трудно. Врачи запретили. У нас в классе должна быть полная тишина.
Девочки с тревожным любопытством посмотрели на Людмилу Федоровну. И как это они раньше не заметили, что ее глуховатый голос звучит сегодня особенно глухо и хрипло?