Шрифт:
I
Прием в посольстве Соединенных Штатов по случаю празднования Дня независимости был в самом разгаре.
Большой зал, видимо, в силу местных традиций отделанный в «кремлевском стиле», утопал в потрясающе ярком свете множества хрустальных люстр и полнился гулом множества голосов. Желающих воспользоваться гостеприимством Чрезвычайного и Полномочного Посла США в Российской Федерации и вместе «скромно отметить», как указывалось в официальных приглашениях-пропусках, национальный праздник американского народа оказалось на удивление много…
Степан Николаевич Кравцов, заместитель председателя Комитета Государственной Думы по делам СНГ,
Нет, он не был новичком в политическом бомонде и по части опыта и связей мог дать фору почти любому из своих коллег-думцев; судьба первого секретаря областного комитета партии, с кресла которого он успел перескочить в руководители исполнительной власти в самый подходящий момент, неоднократно забрасывала его в столицу и неоднократно заставляла принимать участие в самых разных, порой довольно пикантных, мероприятиях. Но тогда все было иначе.
В принципе, хотя вся жизнь Степана Николаевича оказалась связана с партией, а чуть позже — с государственной службой, назвать его типичным номенклатурщиком язык не повернулся бы даже у его многочисленных врагов. Он отнюдь не злоупотреблял своим служебным положением, с гордостью мог признаться кому угодно, хоть самому себе, что ни разу не запятнал свою совесть получением взятки, и даже свой первый автомобиль, жигули-шестерку, купил только на сороковом году жизни, как раз накануне назначения первым секретарем обкома.
Конечно же, он не нарушал существовавшие правила игры и никогда не ставил под сомнение правомерность использования им самим той бесконечной вереницы разнообразных льгот и привилегий, которые давала ему партийная работа. Степан Николаевич считал абсолютно естественным и неоспоримым свое право лечиться в Четвертом главном управлении Минздрава и лечить там же своих жену и сына. Совершенно спокойно покупал он свою «Ладу», ни одного дня не отстояв в бесконечной очереди, а только сообщив о своем решении приобрести автомобиль директору областного АвтоВАЗцентра. Квартира в престижном доме с круглосуточным постом милиции в подъезде, учеба сына в английской спецшколе и продолжение образования на факультете журналистики МГУ с переводом после второго курса во МГИМО, отборные продукты из пригородного спецхозяйства, импортные товары с особой базы Управления делами обкома и множество других приятных мелочей были такой же неотъемлемой частью его работы, как необходимость каждое утро в костюме и при галстуке являться в рабочий кабинет, ласково здороваться с секретаршей и усаживаться во главе огромного стола черного дерева.
В то же время Степан Николаевич был человеком молодым, а потому очень хорошо вписывался в когорту «новых» партийцев, которые там и сям по стране шли на смену старой гвардии Леонида Ильича. И именно они, молодые, с таким азартом и удовлетворением восприняли приход Михаила Сергеевича. И именно они рьяно и честно взялись за великое дело — перестройку.
Степан Николаевич, правда, имел еще один большой плюс, который выгодно выделял его среди так называемой партноменклатуры — в свое время он успел получить великолепное образование в бывшей «Плехановке». Природная сообразительность и специальность экономиста, компанейская натура и кое-какие связи и опыт, приобретенные в Академии марксизма-ленинизма, позволили ему не только сделать великолепную партийную карьеру, но и быстро сориентироваться в новом времени, и еще задолго до тревожных и смутных лет Степан Николаевич сумел, естественно, по заданию партии, возглавить область, переехав
Последние годы его жизнь катилась как по маслу — урезание партийных льгот с лихвой окупилось созданием нескольких коммерческих банков, определенная доля капитала, в которых оказалась оформленной на имя Степана Николаевича, а крах партии и ее идей и провал перестройки не помешали ему остаться во главе области. Зато определенный, скажем так, административный опыт и образ либерала-рыночника, который за ним укрепился, сыграли решающее значение при выборах в Российскую Думу.
С женой, Светланой Васильевной, они перебрались в Москву в отличную и уже меблированную квартиру (которую, как намекнули ему в ХОЗУ, очень даже не трудно со временем приватизировать), и жизнь, казалось, снова потекла своим чередом, заполняя пространство между утром и вечером работой и осознанием собственной значимости.
Вот только уставать стал Степан Николаевич в последнее время что-то уж слишком часто.
Да и то сказать — ритм Москвы был совсем иным.
Куда девалась чинная и немножко даже чопорная (на людях, конечно) «номенклатура», выражаясь языком газет времен перестройки! «Новые русские» — бизнесмены, политики, артисты — устанавливали новые порядки и новый стиль отношений, сломать который было невозможно, но и подчиниться которому не хватало сил. Степана Николаевича просто коробило от какой-то всеобщей амбициозности, когда окружающие его люди из кожи вон лезли, чтобы доказать всем, что они представляют из себя не только денежные мешки и ответственные посты, но и интереснейшие неординарные личности…
Вот и сегодняшний прием в посольстве, несмотря на раннее еще время (не было и одиннадцати), Степана Николаевича уже утомил. И, может, даже не своим бесконечным гулом, не шведским столом и беспрестанным раскланиванием, а скорее неотвязным присутствием господина Мокрицкого — одного из «новых».
Господин этот, пройдя в Думу по спискам ЛДПР, с помощью своей фракции заимел пост секретаря комитета по делам СНГ, а, значит, видел в Степане Николаевиче своего самого близкого соратника, друга и коллегу. По этой причине сегодня господин Мокрицкий не отпускал Степана Николаевича ни на шаг и, беспрестанно жуя бутерброды и запивая их водкой, целый вечер разглагольствовал про великое объединяющее начало, которое есть в новой России, и даже прочитал по этому поводу целую лекцию послу Беларуси, который имел несчастье подойти к ним поздороваться.
Сейчас Мокрицкий стоял у столика с закусками и, обводя довольно мутным взглядом зал, цепко держал Степана Николаевича за рукав.
— Ты знаешь, Степан Николаевич, я вот смотрю… — он громко икнул и покачнулся, — слышь, я вот смотрю и думаю — здесь же, наверное, никто по-русски и не говорит… А?
— Я, пожалуй, домой поеду. Да и вам бы, Сергей Леонидович, это не лишним было бы.
— Да, конечно, конечно, — с готовностью закивал Мокрицкий и на удивление ловко, не пролив ни капли, наполнил рюмки цитроновым «Абсолютом». — Вот только, Степан Николаевич, еще по одной… По-нашему — на дорожку, как говорится… Держи!
Степан Николаевич машинально взял рюмку, но выпить ее так и не успел — взгляд незнакомых зеленых лисьих глаз заставил его забыть и о водке, и о Мокрицком, и о приеме, и вообще обо всем на свете.
Напротив него стояла и с интересом его рассматривала девушка, красота которой сразу и бесповоротно поразила Степана Николаевича до самой глубины души.
Она улыбнулась ему, легкой походкой преодолела десяток шагов, которые их разделяли, затем спокойно и естественно протянула руку для приветствия: