Обжигающее солнце
Шрифт:
— Ну что, нашёл документы? — с подозрения я слишком быстро переключилась на интерес к итогам нашей ночной шалости.
— Нет. Видимо, главный патологоанатом их прячет дома или ещё где-то. — легко ответил охранник Ким, словно ему были уже без надобности эти документы.
— Ох, только зря время потратили. — ну конечно, я расстроилась, не стоило вначале возлагать большие надежды на такую нелепую затею. Я снова осталась ни с чем.
Намджун подбросил меня домой, в художественную студию, а после того, как убедился, что я вошла в здание, сразу поехал домой. Моё предложение остаться на ночь он в который раз отклонил, а ведь именно
Район Намдэмун, поздняя ночь…
Подъехав к своему дому, охранник Ким припарковал авто, а затем включил свет и достал из внутреннего кармана пиджака документы, которых решил не показывать Санни. Он ещё раз пробежался взглядом по результатам вскрытия госпожи Гу Муён, а затем в голос прочёл заключение касаемо того, что привело её к гибели.
«Из-за огромного количества снотворного в организме девушка отключилась раньше того, как вода заполнила её лёгкие. Следов сопротивления на теле не обнаружено. Предположения патологоанатома — госпожа Гу Муён совершила самоубийство.»
— Ну и зачем она себя убила? — потирая лоб, Намджун задавался вопросом, на который некому ответить.
Четыре года назад, Сеульский Национальной университет…
— Да забей ты на этот экзамен, потом пересдашь, а вот тот художник, работами которого ты так восхищаешься, может больше не прилететь в Корею, и твой поезд с его автографом ту-ту. Я почти год слушала о том, как этот Урылио повлиял на твой стиль рисования, и ради чего? Чтобы ты его променяла на экзамен по теории архитектурного проектирования? Тьфу ты, еле выговорила. — сама завалила кучу экзаменов в школе, ещё и сестру подначиваю на такое же.
— Во-первых, не Урылио, а Аурелио Бруни, и во-вторых, я не ты, папа прибьёт меня, если узнает, что я сбежала с экзамена на конференцию какого-то художника. — Муён с детства привыкла следовать решениям Ынсона, откладывая в сторону собственные желания и потребности.
— Да блин! Онни, прекрати быть такой правильной, бесишь меня. Просто делай то, чего желает твоё сердце. — я хотела освободить сестру от заточения, но это было очень сложно.
— Эх, Санни, тебе всего семнадцать, и ты ещё ничего не понимаешь в жизни. Большинство людей не могут, как ты, делать всё, что хотят. У них есть обязательства перед другими, обещания, которых нужно придерживаться. — даже если открыть дверь к свету, Муён сама не выйдет из темноты, её оттуда нужно хорошенько пнуть.
Понимая, что спорить с сестрой бесполезно, я решила отпросить её сама у преподавателя с возможностью пересдать, но и тот отказал. Тогда в мою голову пришла одна бредовая идея. Я одолжила спички у студента-курильщика, свернула несколько листовок в трубочку и подожгла их в женском туалете, а затем поднесла пылающую бумагу к датчику пожарной сигнализации. Мне удалось сорвать экзамен Муён, и не жаль, что в итоге за это я получила пощёчину от папы. Главное, онни попала на конференцию к тому итальянскому художнику, и это принесло в её жизнь хоть чуток счастья.
Никогда
Вот в такой похожий момент, когда сестра искренне улыбалась, мне так хочется вернуться. Но жизнь беспощадна, единственное, что я сейчас могу, так это вытирать свои слёзы и обнимать рамочку с фотографией, на которой изображены мы с Муён. Сегодня вместо криков истерики немая тишина окутала помещения студии. Наверное, я уже устала от себя самой, раз больше не могу злиться на мир вокруг.
Фальшивый идеал
Разве в мире существует такой человек, которого никто никогда не осуждал? На протяжении собственной жизни быть идеальным во всём, при этом сохранить себя как личность, невозможно. Все мы ошибаемся, даже не желая этого делать. Судьба загоняет нас в такие ситуации, из которых что не выход, то новая ошибка — очередной грех, иногда без возможности искупления.
Я никогда не прятала свои ошибки. Всё, что происходит внутри меня, без торможения выходит наружу. Вот такой я человек, никогда не считаюсь с тем, что своими эмоциональными взрывами могу обжечь близких мне людей. Но жить, как они, в море лжи и фальши — не мой выбор. Кто же знал, что такой жизнью жила онни?
Район Каннамгу, художественная студия…
— Снова ты? Если пришёл читать мне очередные лекции о том, как я должна вести себя, сразу говорю, проваливай. — после неудачи с поиском свидетельства о смерти Муён я в прямом смысле раскисла, утопив своё горе в итальянском вине.
— Сейчас семь утра, а ты уже в стельку пьяная. Когда успела? Или ты так и не ложилась? Третий день так, не надоело? Вот откуда у такой коротышки столько здоровья? Ёнын волнуется, если так продолжишь, она не останется в стороне, или ещё хуже, Ынсон узнает, чем ты здесь занимаешься. — убирая пустые бутылки с пола такой же пустой студии первого этажа, ворчал Намджун.
— Ну и когда ты в мудрецы записался? С чего вдруг разбрасываешься своими советами? Ёри вчера заходила проверить, не сожгла ли я студию, так что можешь не волноваться, папа уже всё знает. Вскоре меня где-нибудь закроют, а тебе наконец дадут нормальную работу. Можешь запускать салюты в честь этого праздника, я не обижусь. — ненавижу самобичевание, но порой сама в нём утопаю.
— То есть всё? Ты так легко сдаёшься из-за первого провала? Больше не интересует правда гибели Муён? Или она всё-таки пугает тебя? — охранник Ким мог бы просто смотреть на моё саморазрушение, как это делали другие, но нет.
— Да, я сдаюсь, но мне нечего бояться. — это была ложь. В действительности я ужасно хотела знать правду, и всё же принять её такой, какая она есть, мне может оказаться не под силу.
— Ты боишься. Боишься познакомиться с другой стороной своей идеальной сестры. Но разве это выход — прятаться? Жить в сомнениях, что не дают спокойно спать? — Джун был настойчивый, словно нуждался в этой истине больше меня самой. — Тебе не удастся сбежать, научись терпеть поражения. Двигаться дальше после них бывает непросто, но ведь и ты не слабая. — следуя за мной по лестнице на второй этаж, не на шутку разошёлся он.