Обжора-хохотун
Шрифт:
— Но что-то все-таки запомнил? — спрашивает Макс.
— Совсем немного. Что совершенный инструмент не интересуется ни собой, ни исполнителем, ни даже мелодией, которую воспроизводит. А только самой возможностью звучать, играть,
— И не только тебе, — говорит Франк. — Быть совершенным инструментом — это вообще всякому живому существу подходит. Просто мало кому так везет — чтобы задача была поставлена настолько внятно, да еще и в самом начале пути. Ты и правда счастливчик, твой начальник не преувеличивал.
Макс тем временем встал, подошел к окну, распахнул его настежь. Триша сперва чуть под стол не спряталась от ужаса — как же можно, у нас же часы еще на столе, другое время, ну! Но увидела, как прячет улыбку явно довольный его выходкой Франк, и перевела дух. Получается, можно и так?
— Иногда, — шепотом говорит ей Франк, — можно вообще все. Важно, конечно, почувствовать или хотя бы угадать, когда наступит такой момент. Самая простая разновидность магии. И почти никому не доступная.
А Макс прижимает палец к губам — дескать, тише, слушайте, слушайте. Там, за окном, и правда что-то шуршит, дрожит, звенит, как струя, стучит, как сердце, свистит,
А потом Франк перевернул свои песочные часы, и сразу воцарилась тишина, да такая, что слышен частый перестук ударов ножа по столешнице — это небось соседка, тетушка Уши Йоши, рубит зелень для салата, она всегда очень поздно ужинает.
— Спасибо, — говорит Макс. — Ты прав, на первый раз действительно достаточно.
— Что это вообще было? — спрашивает гость. Он, похоже, ошеломлен и одновременно счастлив,
Триша уже знает, что так бывает, хоть и не может пока представить, как помещаются эти огромные чувства в одно-единственное существо, с виду вполне человеческое.
— Это было… Даже не знаю, как сказать. Считай, что было все сразу, — смеется Макс.
— Это был ход времени, — добавляет Франк. — Идеальный камертон для совершенного инструмента. Лучше не бывает.
А Триша думает — хорошо все-таки, что зонт не оставили в коридоре, принесли сюда. И не в корзину сунули, а повесили на крюк под потолком. И теперь мы отражаемся во всех зеркальных осколках одновременно, и как же нас стало много, как много, не сосчитать.