Оценщик. Поединщик поневоле

Шаргородский Григорий Константинович

– Можете загружаться в задний отсек.

Если честно, я думал, что поеду в пассажирском салоне, и только сейчас более внимательно рассмотрел дополнение, прилепленное к задней части батискафа. Сферическая камера с парочкой лавочек тоже была практически полностью прозрачной – за исключением боковых люков, закрывавшихся сдвигаемыми лепестками наподобие диафрагм старых фотоаппаратов. Ко входу в пассажирский отсек вел широкий пандус, а вот к задней шлюзовой камере нужно было добираться по узенькому решетчатому настилу. Как только я сделал первый шаг в нужном направлении, то сразу понял, к чему относилась улыбка подводника. Все же стоило надеть ласты уже на месте. Решил не снимать

и пошлепать так, как есть. Народ вокруг слишком уж сосредоточенный, да и Бисквит вон весь салатовый. Может, немного развеселю его, с меня не убудет.

Действительно, наблюдая за моим вышагиванием, все вокруг заулыбались. Даже гоблины застрекотали что-то позитивное. А вот Иваныч лишь сокрушенно покачал головой. Зато Бисквит вернул себе нормальный цвет лица и сдавленно хрюкнул. Усевшись на специальную лавочку, я принялся ждать дальнейших действий подводников.

Из-за изгиба прозрачные стены не давали хорошо рассмотреть, что происходит внутри пассажирского отсека, но я сумел заметить, что туда забрался только Иваныч. Бисквит, опять ставший салатовым, остался во чреве баржи, как и Тик-тун. Похоже, они оба страдали водобоязнью. Нужно признать, когда ситуация становится совсем уж напряженной, Иваныч умеет идти на компромисс и быть внимательным.

Сородичи инспектора в необычных пончо составлять компанию Иванычу явно не собирались. Просто одним махом оба запрыгнули на верхушку батискафа.

– Начинаем погружение, – послышался голос капитана в наушниках, встроенных в капюшон моего гидрокостюма. – Назарий, как вы себя чувствуете? – поинтересовался он, явно предварительно разузнав мое имя у Иваныча.

– Нормально. – Я попытался ответить максимально четко, хотя маленькое подмасочное пространство делало эти потуги немного неуклюжими.

– Сейчас начнем затопление вашей камеры. Не снимайте, пожалуйста, маску. Все, что нужно, сработает автоматически. Когда скажу, начните продувку.

Ох ты ж ежики-мазохисты! Я тут строил из себя крутого дайвера, а ведь глубже пары метров никогда не погружался. Хорошо хоть, теоретически знаю, что такое продувка, а там ведь еще и декомпрессия может понадобиться. Кто знает, на какой глубине находится этот самый постамент с ракушкой? Об этом-то я у Бисквита как раз и позабыл спросить. Тут же начал бить мандраж, но я постарался взять себя в руки, а голос капитана окончательно помог прийти в себя:

– Как поняли?

– Понял хорошо. Продуваюсь по вашей команде.

Батискаф закачался сильнее, и тут же освещенность в моей капсуле изменилась. Стало темнее, и вокруг заплясали полосы света, преломленного водными искажениями.

Когда мы словно выпали из объемного брюха баржи в открытое водное пространство, освещение еще раз поменялось. Затем сработали внешние прожекторы, несмотря на то что видимость была и так хорошей, благодаря яркому даже здесь солнцу. Но на эти изменения я уже не обратил внимания, потому что в шлюзовую камеру начала поступать вода. У меня тут же возникла вполне естественная для любого живого существа, рожденного ползать по суше, короткая паника, с которой все же удалось быстро справиться. Сосредоточившись на процессе, я не особо оглядывался по сторонам.

Вода заполнила все внутреннее пространство где-то за минуту. После этого батискаф начал довольно быстро погружаться, но известного мне только по прочтению сетевых статей давления на ушные перепонки я не дождался – голос в наушниках предупредил меня раньше:

– Назарий, можете продуться.

Как это делается, я тоже знал только из интернета, но все же решил, что справлюсь без дополнительных советов. Поэтому просто зажал пальцами нос, что

было довольно сложно сделать через резину маски, и попытался вдуть воздух в перекрытый канал. В ушах что-то щелкнуло. И только после этого стало понято, что давление на перепонки пусть и малозаметное, но все же было. Стало немного легче. После этого пришло чувство легкой эйфории, разогнавшее все тревоги и позволившее мне осмотреться вокруг.

По сравнению с гоблинскими болотами видимость здесь была намного лучше, но при этом насыщенность живностью не такая впечатляющая. Впрочем, жаловаться грех – картинка все равно удивительная. Не очень густо, оставляя большие объемы свободной воды, к поверхности тянулись огромные лопасти широченных водорослей, казавшиеся настоящим лесом. В этом лесу нашли укрытие стайки маленьких рыбешек и каких-то неизвестных мне существ, на рыб совершенно не похожих. На открытой воде эти малыши появлялись редко, явно опасаясь появления тех, ради кого их здесь и поселили, а именно главных обитателей Женевского озера – русалок. Пока я не заметил ни одной, но это продлилось недолго.

Во второй стадии развития, несмотря на кардинальную трансформацию, они так и не растеряли любопытство фуки. Русалки приблизились, чтобы понять, кто это такой смелый вторгся в их подводное царство. В сети хватало и видео, и фото с изображением русалок, но видеть их вот так, вживую и в непосредственной близости, было увлекательно. Теперь я понимаю, почему некоторые рискуют плавать с русалками, как жители Большой земли – с дельфинами. Парочка подводных обитательниц подплыли ближе, чтобы посмотреть на Иваныча и подводников, а одна вплотную приблизилась к затопленной шлюзовой камере, почти прижавшись к прозрачной преграде. При этом ей приходилось работать хвостом, чтобы не отставать от стремительно погружавшегося аппарата.

Если у фуки лицо было, так сказать, схематичным – словно кукольное подобие человеческого, то русалка походила на земную девушку намного больше, с более выраженной детализацией. Россыпь чешуек как у любительниц боди-арта создавала свой неповторимый образ. Как положено классическим русалкам, на уровне пояса обнаженный торс с не очень развитой грудью переходил в самый настоящий рыбий хвост с частичным, как у зеркального карпа, узорчато-чешуйчатым покрытием и очень длинными хвостовыми перьями. С их помощью, а также благодаря перепонкам между длинных пальцев русалка передвигалась в водной толще, делая это изящно и легко. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что всматриваюсь в лицо этого существа, надеясь узреть там черты Фа, но тут же осознал бессмысленность этой затеи.

От созерцания русалки меня оторвал голос капитана, предложивший еще раз продуться, и очень вовремя. За наблюдениями я не заметил усиления давления на перепонки.

Погружение закончилось явно не на такой уж запредельной глубине, и мы двинулись вдоль дна, которое в женевском озере, в отличие от других земных аналогов, не было серым и илистым. Кроме растущих из дна гигантских водорослей вся его поверхность была покрыта чем-то напоминающим болотные заросли клюквы. Только ягоды в этом ярко-зеленом ковре были не только красные, но и сиреневые и даже синие. Вряд ли ими питались плотоядные русалки, а вот прячущиеся прямо в зеленом ворсе мелкие существа явно обожали здесь пастись. Русалки все еще сопровождали нас, но при этом не упускали возможность, резко ускорившись, ухватить зазевавшуюся рыбку или нечто похожее на нее, но с шестью лапками, и запихнуть себе в рот. Милоты это действо им не добавляло, особенно напрягало зрелище работы острых зубов, размалывающих плоть, от которой тянулся шлейф растворявшейся в воде крови.