Оцеола, вождь Семинолов (худ. И.Кусков)
Шрифт:
Этот план мне не особенно нравился, но у меня не хватило духу сопротивляться ему и я поплелся за неистовым сыном кельтской расы.
Глава XLI. Повод к дуэли
Не успели мы выйти из дверей, как сразу наткнулись на того, кого искали. Ринггольд стоял недалеко от порога и разговаривал с группой офицеров. Среди них находился один франт, о котором я уже говорил, по прозванию Красавчик Скотт. Он состоял адъютантом при главнокомандующем и к тому же приходился ему родственником.
Я указал моему товарищу на Ринггольда.
– Вот этот, в штатском, -
– Тебе не надо даже и указывать на него. Его змеиные глаза сами говорят за себя. Клянусь душой, не очень приятный взгляд! Ну, ему нечего бояться воды: кому суждено быть повешенным, тот не утонет! Послушай, Джордж, мой мальчик, - продолжал Галлахер серьезным тоном, - последуй в точности моему совету: наступи ему на ногу, и посмотрим, что он запоет. У него, наверно, мозоли - видишь, какие тесные сапоги он носит… Да ты с ним не деликатничай! Он, конечно, потребует, чтобы ты извинился, иначе ведь нельзя. А ты не захочешь, вот и все, никаких церемоний. Ну, а коли так не выйдет, тогда, черт побери, дай ему пинка.
Мне не понравился этот план.
– Нет, Галлахер, - сказал я, - это никуда не годится.
– Ну вот еще, пустяки! А почему же нет? Неужели ты собираешься так просто уйти отсюда? Подумай, мальчик мой, ведь это же негодяй, который хочет убить тебя! И в один прекрасный день, если ты дашь ему ускользнуть, он тебя укокошит!
– Это верно… но…
– Ба! Какие там «но»? Марш вперед! Послушаем, о чем они там чирикают. Уж я-то найду, к чему прицепиться, не будь я Галлахер!
Не зная, на что решиться, я последовал за своим товарищем, и мы подошли к группе офицеров. Конечно, я не собирался поступить по совету Галлахера и не терял надежды, что мне не придется прибегнуть к грубой уловке, предложенной им. И я не обманулся в своих надеждах. По-видимому, Аренс Ринггольд испытывал свою судьбу. Едва мы приблизились, как повод к дуэли уже нашелся.
– Ну, коли речь зашла об индейских красавицах, - сказал Ринггольд, - то никто не добился такого успеха, как Скотт. Он тут все время разыгрывает Дон Жуана с того самого момента, как появился в форте.
– Да что ж тут удивительного!
– заметил один из только что подошедших офицеров.
– Насколько мне известно, он неотразим и всегда покорял сердца всех красавиц в Саратоге. Как же индейская девушка может устоять перед ним?
– Не говорите этого, капитан Робертс. Лесные нимфы очень боятся нас, бледнолицых мужчин. Наверно, теперешняя возлюбленная стоила лейтенанту долгой осады, прежде чем он добился победы… Не так ли, лейтенант?
– Чепуха!
– возразил франт, самодовольно ухмыляясь.
– Но ведь она наконец уступила?
– спросил Робертс, обращаясь к Скотту.
Лейтенант не ответил, но его дурацкая улыбка, очевидно, должна была означать утвердительный ответ.
– О да!
– вставил Ринггольд.
– Теперь она его «фаворитка», как принято говорить.
– А имя? Как ее имя?
– Пауэлл. Мисс Пауэлл.
– Как! У нес не индейское имя?
– Нет, джентльмены, эта юная леди не дикарка, уверяю вас. Она играет на лютне, поет, читает и пишет такие миленькие любовные записочки… Не так ли, лейтенант?
Прежде чем лейтенант успел ответить, другой офицер спросил:
– Да ведь так же зовут и того молодого вождя, которого только что арестовали?
–
– Его тоже так зовут. Я забыл сказать, что это его сестра.
– Как! Сестра Оцеолы?
– Ни больше ни меньше. Они метисы. Среди белых они известны как Пауэллы. Так звали почтенного, старого джентльмена - их отца. Оцеола значит «Восходящее Солнце» - это имя, под которым он известен у семинолов. А ее настоящее имя… ах, это очень красивое имя!
– Какое же? Скажите нам, мы рассудим сами.
– Ее зовут Маюми.
– Действительно, прелестное имя.
– Очень красивое! Если сама девица так же хороша, как ее имя, то Скотт просто счастливец.
– О, она настоящее чудо красоты! Глаза влажные и блистающие пламенем любви, длинные ресницы, полные и сладкие, как мед, губы, высокий рост, стройна, как сама богиня Киприда, ножки крошечные, как у Золушки. Одним словом, она совершенство!
– Чудеса, да и только! Скотт - счастливейший из смертных! Но скажите, Ринггольд, неужели вы говорите серьезно? Действительно ли он покорил это индейское божество? По чести, удалось ли ему победить? Вы понимаете, что я имею в виду?
– Безусловно!
– был мгновенный ответ.
До сих пор я не вмешивался. С самого начала этого разговора я стоял как вкопанный, словно меня заколдовали. Голова у меня кружилась, кровь приливала к сердцу, как расплавленный свинец. Столь дерзкое утверждение так ошеломило меня, что прошло некоторое время, прежде чем я мог собраться с силами. Некоторые из офицеров заметили, что этот разговор произвел на меня сильное впечатление. Но уже через несколько минут я успокоился. Отчаяние, овладевшее мной, заставило меня собрать всю свою волю, и как раз в тот момент, когда Ринггольд произнес эти дерзкие слова, я подошел к нему вплотную.
– Лжец!
– крикнул я, и не успел он покраснеть от стыда, как я ударил его по щеке тыльной стороной руки.
– Чистая работа!
– воскликнул Галлахер.
– В значении этого жеста не может быть никакого сомнения!
Так оно и вышло. Мой противник воспринял пощечину, как полагалось, то есть как смертельное оскорбление. В таком обществе он не мог поступить иначе. Пробормотав несколько нечленораздельных угроз, он удалился в сопровождении своего друга - «покорителя женских сердец» и еще двух или трех офицеров.
После этого не только не собралась толпа любопытных, а, напротив, рассеялась и та небольшая группа офицеров, которые были свидетелями происшествия. Офицеры разошлись по домам, обсуждая между собой причины дуэли и строя предположения о том, когда и где «дело чести» может состояться.
Мы с Галлахером тоже отправились ко мне на квартиру и стали готовиться к поединку.
Глава XLII. Вызов на дуэль
В ту пору, к которой относится мой рассказ, дуэли в армии Соединенных Штатов не были редким явлением даже в военное время, как показывает опыт, хотя это явное нарушение устава американской армии, - да, я полагаю, и каждой армии цивилизованного мира, - тем не менее на них смотрели сквозь пальцы и не наказывали виновных, а относились к ним снисходительно. Я могу утверждать, что любой офицер американской армии, который получил вызов, считает для себя более почетным нарушить устав, нежели соблюсти его.