Очарован наповал
Шрифт:
Если честно, так оно и есть.
Чарли вспоминает, что агент сказала ему до отъезда.
«Ты же хренов Чарли Уиншо! Ты еще брекеты носил, когда создал миллиардную айти-компанию. Значит, и с “Долго и счастливо” справишься».
«Но я потерял компанию», — пробормотал в ответ Чарли. Париса сделала вид, что не расслышала. Она знает, что он потерял. Именно поэтому он здесь. Это его последний шанс все вернуть.
Стресс давит на Чарли, и, пока его общее тревожное расстройство не переросло в полномасштабную панику, он начинает делать успокаивающие упражнения:
Морин Скотт перестает тыкать большими пальцами в телефон и впервые за вечер смотрит — по-настоящему смотрит на Чарли.
— Ну что нам с тобой делать? — осведомляется она приторным голосом.
Чарли хочется напомнить Морин, что это она его разыскала. Она месяцами донимала его агента, пока он не согласился участвовать в шоу. Чарли не отвечает.
— Нужно расслабиться, — советует она, манерно растягивая слова, будто подобные советы хоть раз давали желаемый результат. Серебристые коротко стриженные волосы Морин стильно покачиваются, когда она бросает угрожающий взгляд на Чарли. — На кону будущее каждого из нас. Тебе по понятным причинам нужен ребрендинг. Нашему шоу — тоже. Постарайся не упустить этот шанс.
Хотел бы он предъявить доказательства, что намеренно ничего не упускает. Хотел бы стать человеком, не совершающим косяков. Но, будь он таким человеком, он не стал бы новой звездой романтического реалити-шоу.
Морин хитро прищуривается.
— Ну, солнышко, не сиди сычом! Ты будешь встречаться с двадцатью красавицами, а когда все закончится, сделаешь предложение победительнице. Что тут ужасного?
Что ужасного в том, чтобы встречаться на телешоу, если ты в реале два года ни с кем не встречался? Что ужасного в липовой помолвке с почти незнакомой девицей при эфемерной надежде на то, что по окончании проекта он снова сможет работать?
Ничего ужасного нет. Абсолютно ничего. Чарли в полном восторге от происходящего. К другим новостям: его сейчас вырвет.
— И кто знает, — щебечет Морин с навязчивой слащавостью, — может, в итоге ты найдешь настоящую любовь?
Не бывать такому. Это единственное, в чем Чарли абсолютно уверен.
Лимузин плавно останавливается, Морин прячет телефон в карман.
— Сейчас выйдем из машины, и ты познакомишься с Девом, своим новым наставником. Он подготовит тебя к церемонии открытия.
Чарли хочется спросить, что случилось с прошлым наставником, но водитель глушит мотор, и, не добавив ни слова, Морин исчезает в ночи. Чарли не знает, должен ли следовать за ней или марионеткой сидеть в машине и ждать, когда его дернут за нитки.
Чарли выбирает первый вариант, не желая начисто отказываться от свободы в самом начале двухмесячного ада. Резко, всем весом он наваливается на дверь, которая… поддается с подозрительной легкостью.
Потому что в этот самый момент дверь кто-то открывает. Чарли теряет равновесие. Одно плавное движение — и он ничком падает к чьим-то ногам.
— Черт! Ты как, ничего?
Чьи-то руки хватают Чарли и рывком
Слишком много прикосновений.
Слишком много всего. Слишком быстро.
Тревога подчиняет себе разум, в панике Чарли бросается обратно к двери лимузина, чтобы прервать контакт. Новый наставник в ответ изгибает бровь.
— Стало быть, трогать нельзя? — Он криво улыбается Чарли, словно все это веселая шутка.
Прикосновения Чарли никогда не веселят. По большому счету, он их не ненавидит, но предпочитает, чтобы его заранее предупредили и не забыли про антисептик для рук. Чарли понимает, что согласился участвовать в шоу, где прикосновения неизбежны, поэтому пытается объяснить:
— Можешь прикасаться ко мне где захочешь… — начинает он.
Смуглый мужчина изгибает другую бровь, и Чарли понимает, что очень неловко выразился.
— Нет, погоди, я имел в виду… То есть… я не против того, чтобы ты ко мне прикасался, только… пожалуйста… пожалуйста, сначала мой руки, ладно? Нет, я не думаю, что ты грязный. Уверен, ты очень чистый. То есть… ты пахнешь чистотой, но у меня пунктик на микробов, так что не мог бы ты предупреждать заранее? Прежде чем прикоснешься?
Вот что у Чарли получается, если он вступает в вербальную коммуникацию с незнакомыми людьми. Сначала наставник таращится на него, разинув рот, а потом…
— Нет! — твердо говорит он. — Залезай обратно в машину.
Дев распахивает дверцу лимузина и пинает Чарли по ногам носком конверса. Чарли возвращается в салон с той же грацией, с какой покинул его две минуты назад. Он отодвигается подальше, чтобы освободить место для очень высокого мужчины, который теперь практически сидит на нем.
Дев просит водителя выйти.
— Извини! — выпаливает Чарли. Извинения неизменно хороши, когда он не понимает социальную ситуацию, а сейчас он понятия не имеет, в чем дело.
— Пожалуйста, замолчи! — Дев запускает руку в здоровенную сумку и достает маленький пузырек зеленого антисептика. Он обрабатывает ладони, и этот жест до странного умиляет Чарли. Но потом тот осознаёт, что за антисептиком последуют новые прикосновения, и этот жест до странного его пугает.
— Наклонись вперед! — приказывает Дев.
— М-м-м…
— Скорее! Наклонись вперед!
Чарли наклоняется вперед, а этот совершенно чужой ему человек тянется к его спине, вытаскивает его рубашку из брюк, теплыми пальцами скользит по коже. Да, за последние несколько дней Чарли усвоил, что у анжелино, жителей Лос-Анджелеса, странное отношение к личному пространству и обнаженке. Но ведь сам он не анжелино и не привык, чтобы в машинах его лапали типы в откровенно жутких шортах-карго.