Очарование линий
Шрифт:
Большинством голосов было решено: пока есть время (Софья Лазаревна работала до конца июня), написать письмо Гоше и уточнить, насколько возможен их приезд. К тому же появился ещё один вариант летнего отдыха – Николай убедительно приглашал съездить в гости на его родину, обещая увлекательные походы по лесистым горам, незабываемые вечера на тёплых реках, самые лучшие молдавские кушанья и самое лучшее вино. Он брал на себя расходы по проезду от Москвы в его деревню и обратно, найдя в Розочке активную сторонницу, выбившую у Софьи Лазаревны
7
Наконец, пришло первое тепло.
Розочка целыми днями пропадала на улице, Светлана – в постели с очередным романом, выходя прогуляться только под вечер. Тем не менее, она была в курсе всех школьных новостей, прежде всего, благодаря Розочке, и знала, что Сивков уехал на сборы в Красноярск, а Виталий сдал первые два экзамена на пятёрки; что Игорёк с мамой улетел отдыхать в Сочи, а Альбина загуляла со взрослым парнем, шофёром, и они, не таясь, обнимаются везде, где только бывают.
В свои нечастые прогулки Светлана неизменно встречала Николая, который всегда оказывался свободным и охотно составлял ей компанию. Но его готовность услужить начала раздражать, а присутствие – тяготить. И наконец, накануне последнего экзамена у десятиклассников, она всё ему высказала.
Они стояли над порогом, внизу вздымались и угрожающе рокотали пенные валы, из ущелья тянуло холодом, и она говорила, глядя на этот бурлящий поток, что он ей совсем не интересен и гулять с ним ей не хочется и самое разумное, чтобы они остались друзьями, хотя бы на какое-то время, на это лето, перестать видеть друг друга. И что она к нему относится, как к старшему брату…
– Прекрати, – оборвал её Николай.
Подняв глаза, она увидела, как изменилось его лицо: в глазах появилась не виданная никогда прежде жёсткость.
– Ничего больше не говори. Мне давно нужно было тебе сказать, что я не хочу быть твоим братом. Да, у нас разница в возрасте, но это неважно, всё равно никто никогда не будет тебя любить так, как я… Хочешь, я понесу тебя на руках отсюда и…
– Нет, не хочу, – перебила она. – И больше никаких признаний, иначе мы плохо расстанемся…
– У меня были женщины, но когда я увидел тебя, я понял, ты – моя судьба…
– Молчи…
– Послушай, – Николай резко развернул её за плечи.
Она поморщилась от боли, попыталась сбросить его руки, но не смогла,
– Кто обидел тебя тогда, на вечере?.. Кто разорвал платье, скажи, я убью его…
Светлана посмотрела на его перекошенное ненавистью лицо. Ей стало страшно, и она негромко произнесла:
– Хорошо, хорошо, скажу… Но не сейчас. Дай мне время…
– Я дам тебе время… Сколько угодно, только ты не должна ни с кем… Я подожду, когда ты подрастёшь… Я умею ждать… Я увезу тебя. Никто не посмеет тебя никогда обидеть… Ты должна это знать…
Николай впился в её губы, и она не могла ни вырваться, ни избавиться от
– Пусти!
И побежала, спотыкаясь на мшистых камнях, ожесточённо стирая ладонью с губ неприятный поцелуй.
Николай нагнал, попытался остановить, она оттолкнула его, он пошёл рядом.
– Тебе будет хорошо со мной, я буду носить тебя на руках… Ты сейчас это не понимаешь…
Она убегала от него, но он всё время догонял и говорил, говорил… И только захлопнувшаяся дверь подъезда прервала этот сумбурный монолог…
Было уже заполночь, но Розочка и Софья Лазаревна не спали. Они сидели на кухне, попивая чай с малиновым джемом, строили планы на уже близкий отдых, в котором реально просматривалась и поездка в деревню Николая. Светлана прервала их фантазии, срывающимся голосом заявив, что либо она, либо Николай, но, встретившись с настороженно-участливым взглядом Софьи Лазаревны, бессильно опустилась на табурет, разревелась, и, хотя совсем не собиралась, вдруг рассказала всё-всё, за исключением поцелуя, к концу рассказа всё более успокаиваясь и под восторженно-завистливым взглядом Розочки всё менее трагично относясь к происшедшему.
Как только она закончила, Розочка сорвалась с места, сбегала в комнату, из окна которой была видна улица, и вернувшись, доложила, что «он ещё здесь».
– Боже мой, боже мой… – повторяла Софья Лазаревна, огорчённая, растерянная и обиженная одновременно и за дочь, и за себя. – Такой приличный на вид, такой воспитанный…
– Мама, не говори глупостей, – вмешалась Розочка. – Он ведь так её любит! – Сестра закатила глаза, вскинула руки. – Как в кино… Светка, ты дура… Пусть бы он нёс тебя на руках… Представляешь, через весь посёлок… Все бы попадали от зависти…
– Роза! – прикрикнула Софья Лазаревна. – Ты ещё ничего не понимаешь…
– Конечно, – надула та ярко-красные пухлые губки. – Вот если бы мне кто-нибудь…
– Роза, – повторила Софья Лазаревна и повернулась к Светлане. – Конечно, мы к нему не поедем… Я поговорю с отцом…
– Не надо, – перебила Светлана. – И не вздумайте никому ничего говорить. – Окинула долгим взглядом Розу. Та, помедлив, кивнула. – Я сама потом разберусь… После каникул…
– Ладно, давайте спать, – скомандовала Софья Лазаревна.
Пока девочки готовились ко сну, она выглянула в окно, но Николая уже не было, только на видневшейся за школой стройке сновали тёмные фигуры. Стоя у окна, она скинула халат, бельё, не торопясь прятаться от, может быть, притаившихся взглядов, потом с ночной рубашкой в руках прошла в спальню, Осип Давидович крепко спал, откатившись к стене и негромко посапывая и, присев на кровать, неторопливо надела рубашку. Вздохнув, легла на свою сторону, не спеша прижиматься к спине мужа и думая о Николае, чувствуя необъяснимую обиду и воображая его мускулистые руки и широкую грудь, густо поросшие чёрными волосами…