Очарование тайны. Эзотеризм и массовая культура
Шрифт:
Далее я торжественно обещаю и клянусь, что, с Божественного Соизволения, отныне и впредь я обращу свои усилия на Великое Делание и буду очищать и возвышать свою духовную природу, дабы с Божественной Помощью, наконец, превзойти человеческое естество, постепенно подняться к своему Высшему Божественному Гению и соединиться с ним, – и что, достигнув этой цели, я не стану злоупотреблять вверенной мне великой властью 60 .
Артур Мейчен
60
Регарди И. Полная система магии Золотой Зари. М.: Энигма, 2011. С. 234.
Жизнь
Артур Ллевеллин Джонс, впоследствии взявший материнскую фамилию Мейчен, родился в 1863 году в городке Карлеон на юго-востоке Уэльса. Эта сельская местность, в которой сохранилось немало старых римских и кельтских развалин, а народные сказания передавали память о дохристианской мифологии, сказки о маленьком народце и предания о Граале, оказала огромное влияние на становление юного писателя. Особую популярность истории этих мест придали визиты легендарного Теннисона, который именно в Карлеоне вдохновлялся атмосферой древности, чтобы написать «Королевские идиллии», цикл стихотворений о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Позже о своем детстве Мейчен будет вспоминать:
…чем старше я становлюсь, тем тверже убеждаюсь, что все, чего я, возможно, достиг в литературе, связано с тем фактом, что, когда мои глаза впервые открылись в
Вторым формирующим личность Мейчена фактором стала библиотека отца, приходского священника, служившего в городке недалеко от Карлеона. Именно в ней будущий писатель знакомится с книгами де Квинси, Стивенсона, Скотта, сборником средневековых легенд «Мабиногион» и открывает для себя алхимию через сочинения Николя Фламеля и специальные статьи в научных сборниках. Чтение способствовало первым экспериментам в литературе. Мейчен пишет поэму «Элевсиния», которую публикует на собственные средства маленьким тиражом, впоследствии почти все экземпляры он собственноручно уничтожит. Если принять во внимание факт, что вся проза Мейчена автобиографична, то нужно обратить внимание на описание жизни Луциана Тейлора из самого успешного романа писателя «Холм Грез». Луциан – молодой человек, перебравшийся из английской провинции в Лондон и мечтающий стать писателем. Одно из самых глубоких связанных с литературой переживаний заключалось для него в том, что он, написав первый роман, над которым честно трудился полтора года, и отправив его по почте в столичное издательство, получил отказ, но некоторое время спустя с удивлением прочел свой же собственный текст, надписанный именем известного писателя. Правда, текст этот был несколько облагорожен стилистически, но впечатление от такой несправедливости врезалось ему в память навсегда. По-видимому, Мейчен пережил что-то близкое – с таким чувством это подано в романе.
61
Machen A. Far Off Things. London: Martin Secker, 1922. P. 8. Идея зачарованной страны у Мейчена играет двоякую роль: это и страна детства, и иная реальность. Например, когда герой повести «Фрагмент жизни» поведал другу своего отца, как обыденная лондонская жизнь удивительным образом на миг преобразилась для него, тот «внимательно посмотрел… сказал что-то о волшебной стране» (Мейчен А. Фрагмент жизни // Мейчен А. Тайная слава. М.: Энигма, 2007. С. 52), а в «Трех самозванцах» профессор Грег, которому суждено было пропасть, исследуя обиталища туранцев, мечтал стать «первооткрывателем сказочной страны» (Мейчен А. Три самозванца // Там же. С. 284).
Итак, Мейчен перебирается в Лондон. Поступить в колледж ему не удается, и он пытается зарабатывать литературной деятельностью. Лондон стал для него новой реальностью, дополнившей влияние сельского Уэльса и отцовской библиотеки 62 . В самых известных его произведениях, как и в третьей части биографии, Лондон выходит на место главного героя: его мрачные лабиринтообразные улицы, перемежающиеся кварталы центра и пригорода, загадочные дома создают впечатление города «великого, как Вавилон, грозного, как Рим, прекрасного, как погибшая Атлантида» 63 . Мейчен любил ходить пешком и обошел почти весь Лондон. Жил он очень скромно, поскольку денег едва хватало 64 . Переживания его в те годы хорошо иллюстрирует тот же «Холм грез»: подавленный одинокий молодой человек, ищущий в своем внутреннем мире смысл жизни, которого не может отыскать во внешнем. Сами погружения во внутренний мир неверно считать простым эскапизмом, произведения писателя создают впечатление какой-то сложной практики, похожей на визуализации или работу с активным воображением, открывающие человеку грань между внутренним миром и Иным. В те годы первым его заработком были переводы: «Гептамерон» Маргариты Наваррской, средневековые повести и двенадцать томов воспоминаний Казановы появились по-английски благодаря его усилиям. Просиживание в библиотеках и увлечение старинными текстами снискало Мейчену репутацию в кругах британских библиофилов.
62
В романе «Три самозванца» есть описание первой встречи с Лондоном приехавшего в него провинциала, по-видимому, отчасти повторяющее впечатления Мейчена: «Удушливый болезнетворный дым актонского кирпичного завода клубами врывался в открытое окно вагона, от земли поднимался пар. Беглого взгляда, брошенного на сменяющие друг друга чопорные и однообразные улицы, было достаточно, чтобы впасть в уныние. Горячий воздух, казалось, раскалялся все больше и больше, а когда поезд покатил мимо мрачных, убогих домов Паддингтона, я едва не задохнулся от тяжкого дыхания Лондона… С каждой минутой уныние… возрастало: навстречу… бесконечной чередой вставали серые громады домов с опущенными шторами на окнах, узкие переулки, в глубине которых не было видно ни души, грязные улицы с едва волочившими ноги прохожими…» (Мейчен А. Три самозванца // Там же. С. 249). Стоит отметить, что такое гнетущее впечатление, производимое большим городом, – характерная черта текстов всех черных фантастов. У Блэквуда есть подобное описание встречи с Нью-Йорком: «Ужасный город с его бурной, безудержной жизнью казался мне чем-то чудовищным… Его бешеная скорость, его крыши среди облаков с пропастями каньонов внизу, его яркие проспекты, с которых капало золото, шедшие почти рука об руку с улицами, немногим лучше, чем сточные канавы человеческого разложения и нищеты, его безумный шум, как голосов, так и механизмов… все это вселяло в меня ужас чудовищный, нечеловеческий, почти неземной» (Blackwood A. Episodes Before Thirty. London: Cassell and Company, 1923. P. 109). В этот же город, правда чуть позднее, приехал из Провиденса и Лавкрафт, сначала в предутреннем мраке он его очаровал, но «…яркий свет дня обнажил мерзость и убожество каменных нагромождений над головой и бесконечных мостовых под ногами там, где лунное сияние предполагало очарование и магию старины. А в толпах людей, сновавших по этим похожим на ущелья улицам, преобладали коренастые смуглые чужаки с жесткими лицами и настороженным прищуром, практичные, далекие от мечтаний и ничем не привязанные к этому месту, они не представляли никакого интереса для голубоглазого потомка первых поселенцев, хранившего в сердце любовь к зеленым лужайкам и белым сельским колокольням Новой Англии» (Лавкрафт Г. Ф. Он // Лавкрафт Г. Ф. Зов Ктулху. М.: Эксмо, 2010. C. 220). В этой диалектике природы и большого города, объединяющей достаточно разных людей, есть что-то значимое, характеризующее общий нерв прозы черных фантастов. Возможно, именно в городе они интуитивно ощущали апофеоз современности, того мира, который был им внутренне глубоко чужд.
63
Мейчен А. Сад Аваллона: Избранные произведения. М.: Энигма, 2006. С. 591.
64
Вот как в воспоминаниях он пишет о своем первом жилище: «Оно находилось на самом верху дома и было много меньше, чем любая монастырская келья, виденная мной когда-либо. В комнате стояли кровать, умывальник, маленький столик и один стул; поэтому мне очень повезло, что у меня было мало посетителей. Снаружи, на лестничной площадке, я держал большую деревянную коробку со всеми пожитками, их было совсем немного… Вдоль стены висела стремянка, по которой можно было забраться через люк на крышу в случае пожара, и между ее перекладинами или ступенями я разместил свою библиотеку… В моей комнате не было камина, и мне часто было очень холодно. Я сидел в своем старом поношенном пальто, читал или писал, если писал, то время от времени вставал и грел руки над газовой горелкой, чтобы пальцы не онемели» (Machen A. Far Off Things. P. 116).
Черная полоса в жизни завершается, когда в 1895 году издательство «Редуэй» нанимает его на редакторскую работу. Именно здесь можно отчетливо зафиксировать интерес Мейчена к эзотеризму, в котором он к тому моменту неплохо ориентировался. Писатель работает над изданием нескольких работ и каталогов, посвященных эзотерической литературе, – в частности, с его участием выходят в свет первое издание
В это же время он знакомится с учительницей музыки Эми Хог, на которой женится спустя два года. Вообще, значительная часть биографии Мейчена – загадка. Хотя он и написал целых три автобиографии 65 , но в них есть лишь несколько скупых упоминаний о его семейной жизни, и то в основном о втором браке, отношения же с Эми покрыты мраком. О первом браке он говорит лишь однажды, в заключение второй книги воспоминаний, когда пишет, что на него «обрушилось великое горе, которое давно угрожало: [он] вновь остался один» 66 . Эта недосказанность вызывает у исследователей вопросы. Эми была старше Мейчена на тринадцать лет, именно она познакомила его с известным эзотериком, активным членом Золотой Зари Артуром Эдвардом Уэйтом (1857–1942), который стал его близким другом. Уэйту мы обязаны воспоминаниями об Эми и знаем, что он немало общался с ней на всевозможные темы, определенное место в которых занимали «оккультизм, спиритизм, психические исследования и т. п.» 67 . Она же водила дружбу со многими известными писателями тех лет, один из них, Оскар Уайльд, рекомендовал Мейчену заняться писательством всерьез. Мрачные сексуальные коннотации нескольких первых произведений Мейчена могут быть как-то связаны с его брачными отношениями, а автобиографическое произведение «Фрагмент жизни», написанное накануне смерти жены, рисует картину необычного брака.
65
«Далекие вещи», 1922; «Вещи близкие и далекие», 1923; «Лондонское приключение», 1924.
66
Machen A. Things Near and Far. New York: Alfred A. Knopf, 1923. P. 175.
67
Цит. по: Johnston Graf S. Talking to the Gods: Occultism in the Work of W. B. Yeats, Arthur Machen, Algernon Blackwood, and Dion Fortune. New York: Suny Press, 2015. P. 65.
Как бы там ни было, именно период отношений с Эми с 1887 по 1899 год – самый плодотворный в его писательской карьере. Отчасти тому способствовала смерть отца, оставившего наследство, и последующие кончины нескольких шотландских родственников, так что у семьи появились неплохие средства и Мейчен наконец смог писать. Уже первый рассказ «Великий бог Пан», вышедший в 1894 году, хотя написанный четырьмя годами ранее, принес ему скандальную славу писателя-декадента из-за присутствующих в нем смутных описаний трансгрессивных практик, связанных с главной героиней – Элен Воган. Нельзя не заметить, что во многом отождествление с декадентами, яростно отрицаемое самим писателем, имеет основания. Как раз в эти годы британские декаденты вместе с прерафаэлитами увлекались темами язычества, образами роковых женщин, сексуальной трансгрессии и, конечно, символизмом, но отличие их от Мейчена в том, что главной интенцией их трудов было шокировать аудиторию, в то время как он транслировал свое мировоззрение. Эти же популярные темы Мейчен развил, выпустив роман «Три самозванца», который из-за необычности сюжета и оригинальности описаний снискал ему признание, чем, правда, сам писатель был недоволен, поскольку критики зачастую характеризовали его как эпигона Стивенсона. Поэтому свой шедевр «Холм грез» (завершен в 1897-м, а опубликован лишь в 1907-м) он старался изменить как стилистически, так и содержательно 68 .
68
Характеризуя задумку «Холма грез», Мейчен интересно выразил его цель: «…а почему бы не написать „Робинзона Крузо“, где героем будет не тело, а душа?» (Мейчен А. Холм грез // Мейчен А. Сад Аваллона. C. 447).
1899 год – переломный в жизни Мейчена: в июле от рака, мучившего ее уже шесть лет, умирает жена, и он погружается в глубокую депрессию. Можно сказать, что на этом настоящая творческая жизнь Мейчена заканчивается, хотя и в дальнейшем она была насыщена событиями. Он стал журналистом и сотрудничал с различными газетами, выпустил несколько сборников своих произведений, работал в театре, второй раз женился (в 1902) и от этого брака имел двух детей, издал все написанные за время первого брака произведения, создал немало новых, а пора Первой мировой принесла ему известность не только в Британии, но и за ее пределами, хотя в последние годы жизни вплоть до смерти в 1947-м он был сильно стеснен в средствах и несколько забыт. Но за этот период, по общему мнению исследователей и критиков, лишь один роман «Тайная слава», написанный в 1907 году, может приблизиться к творениям, вышедшим из-под его пера за время первого брака.
Эзотеризм
А как же его связи с эзотеризмом? По укоренившемуся мнению, на творчество писателя оказала влияние Золотая Заря, но он стал ее членом лишь в ноябре 1899 года 69 , спустя несколько месяцев после смерти жены и уже написав все свои лучшие работы. Некоторые критики пытались найти в его раннем творчестве следы контактов с членами ордена, но обнаружить удалось лишь смутные параллели 70 . Можно предположить, что его вступление в орден было обусловлено попытками выйти из кризиса после смерти жены. Впоследствии о своем членстве в Заре он отзывался неоднозначно. В книге воспоминаний он пишет, что «был в этот период жизни один эпизод …история с Тайным обществом… спустя много лет после этого события, я склонен думать, что это был просто пункт в программе странных развлечений в арабском стиле, уготованных для меня» 71 , а чуть дальше характеризует орден, как «чистую глупость, занятую бессильными и слабоумными абракадабрами» 72 . Мейчену в Заре не нравилось многое: ее невнятные правила для жизни неофита, не выдерживающий никакой критики вымышленный миф о розенкрейцерском происхождении 73 ; сомнения вызывали и члены организации, отнюдь не являвшиеся образцами духовности. Однако, несмотря на это, после распада первого ордена Мейчен вступил в «Исправленный Обряд Ордена Золотой Зари», организацию, которую возглавил его друг Уэйт, в 1904 году в нее же вступила и его вторая жена, но когда в 1915-м Уэйт закрыл орден, создав новое «Братство Розы и Креста», имени Мейчена в списках членов уже не было.
69
Орденское имя Мейчена – Frater Avallaunius (брат Аваллонец), что отсылает к его увлечению английским прошлым. Все имена и девизы членов Зари приводятся в приложении к книге: Хоув Э. Маги Золотой Зари: Документальная история магического ордена. М.: Энигма, 2008.
70
Например, в человеке в очках из «Трех самозванцев» видели отсылку к одному из ведущих членов ордена – поэту У. Б. Йейтсу.
71
Machen A. Things Near and Far. P. 213.
72
Ibid. P. 214.
73
Установительным мифом Зари была история о том, что некая немка фройляйн Шпренгель передала первому главе ордена документы засекреченного братства розенкрейцеров, базировавшегося в Германии. Позднее с большим скандалом было выяснено, что этой женщины не существовало, а письма от нее поддельные. Подробнее об отношении Мейчена см.: Ibid. P. 217.
Обращаясь к прозе Мейчена, можно заметить, что в ней нет места привычному для тех лет эзотеризму: телепатии, явлению духов, астральным путешествиям и т. п. В 1899 году он написал статью «Оккультная литература», в которой определил оккультизм как знание об устроении Вселенной; казалось бы, это напоминает все мейнстримные эзотерические учения его эпохи, но для Мейчена тайны устройства Вселенной не тождественны квазимеханическим законам, открытым в теософии или спиритизме. Современная эзотерика у него не вызывала особенного энтузиазма, в одном из ранних писем он отзывается об этом так: