Очарованный кровью
Шрифт:
Слышала ли ее Ариэль или нет — по ее виду этого понять было нельзя. Прежде чем Кот успела закончить, губы девушки снова зашевелились, словно она вела какой-то беззвучный разговор с кем-то невидимым. Кот, во всяком случае, заметила, что ее подопечная «говорит» не беспрестанно; время от времени Ариэль делала паузу, как бы прислушиваясь к ответам невидимого друга.
Тем не менее, Кот показала ей, как надо сверлить и на что нажимать, чтобы дрель заработала. Ариэль даже не поморщилась, когда заныл мотор и засвиристело вращающееся сверло.
— Держи, — Кот протянула девушке инструмент. Ариэль
— У нас очень мало времени, родная.
И это тоже ничуть не тронуло Ариэль. На острове Где-то-там никогда не было часов, да и самого времени не существовало.
Кот опустила дрель на верстак, подтолкнула к ней Ариэль и заставила положить руки на инструмент.
Ариэль не отшатнулась и не дала своим пальцам соскользнуть с рукоятки дрели, но она и не взяла ее.
Кот не сомневалась, что девушка слышала ее, осознавала опасную ситуацию, в которой они обе очутились, и даже хотела помочь, но на каком-то своем, заоблачном уровне.
— Наши надежды в твоих руках, милая. Ты можешь сделать это.
Кот сходила за табуреткой, подпиравшей наружную дверь тамбура, поставила возле верстака и села. Руки она положила на стол, изогнув запястья так, чтобы была видна крошечная дырочка замочной скважины на левом наручнике.
Глядя в стену, прямо сквозь бетон, и не прерывая беседы с другом, который находился где-то далеко — за всеми стенами и подвалами мира, Ариэль, казалось, вовсе не замечает дрели. Может быть, для нее это была вовсе не дрель, а какой-то совершенно иной предмет, наполнявший ее не то надеждой, не то страхом. Возможно, именно о нем она говорила со своим невидимым товарищем.
Но даже если бы Ариэль подняла дрель и сумела сосредоточить свой взгляд на отверстии для ключа, шанс, что она справится со стоящей перед ней задачей, был очень мал. Еще меньше была вероятность того, что она не просверлит вместо замка ладонь или запястье Кот.
С другой стороны, несмотря на то, что в этом мире надежда на спасение от какого-либо врага или грозной опасности всегда была ничтожна мала, Кот удалось пережить множество ночей, когда большие чудовища преследовали ее с кровожадной яростью или сладострастным вожделением. Правда, выживание и спасение были вещами разными, однако одно должно было предшествовать второму по определению.
И Кот решилась на то, чего не позволяла себе никогда и ни с кем, даже с Лаурой Темплтон. Она решила довериться. Только безоговорочное и полное доверие, оно одно способно было помочь ей в этой ситуации. И если Ариэль попробует, но у нее ничего не получится, если она начнет сверлить, но вместо стали пропорет ей запястье, Кот не будет ни в чем ее винить. Иногда простая попытка — сама по себе подвиг.
Кот знала, что Ариэль хочет попытаться.
Знала.
Примерно минуту или около того Кот уговаривала недавнюю пленницу Вехса просто попробовать, а когда это не помогло, принялась молча смотреть на нее. Тишина, однако, то и дело возвращала ее к бронзовым оленям на часах в гостиной, и к циферблату, над которым они замерли в стремительном броске навстречу друг другу. В ее
И тогда, без всякого расчета, сама себе удивляясь, но полностью полагаясь на правильность интуитивно принятого решения, Котай начала рассказывать о том, что случилось давным-давно, в ночь ее восьмого дня рождения: о прибрежном коттедже в Ки-Уэсте, о буре, о Джиме Вульце и о шустром жуке пальметто под низкой кроватью с продавленным матрацем…
Напившись дешевого рома «Дос Экие» и подняв настроение с помощью пары каких-то маленьких белых таблеток, которые он залил бутылкой пива, Джим Вульц принялся дразнить Котай за то, что она не сумела с одного раза задуть все свечи на своем праздничном пироге.
— Это к несчастью, крошка, — бормотал он заплетающимся языком. — Из-за тебя у всех у нас начнутся страшные неприятности. Если не задуть все свечи в свой день рожденья, то на огонек оставшейся свечи сбегутся злые тролли и гремлины, которые начнут охотиться за нашими… за твоими денежками…
Именно в этот момент ночное небо расколола первая ослепительная молния, а по окнам кухни метнулись лохматые тени пальм. От раскатов грома стены затряслись, как во время бомбежки, и разразилась настоящая тропическая гроза.
— Видала? — спросил Джим Вульц. — Если не исправить дела немедленно, то сюда явятся плохие дядьки, изрубят нас на куски, сложат в металлические сетки и вывезут в океан, чтобы использовать в качестве приманки для акул. Ты хочешь попасть к акулам на обед, деточка?
Эта зловещая тирада напугала Кот, но ее мать нашла ее очень интересной. Впрочем, Энне успела с вечера зарядиться несколькими порциями водки с лимонадом.
Вульц снова зажег свечи и настоял, чтобы Кот попробовала еще раз. Когда ей снова не удалось задуть больше семи свечей за один раз, он схватил Кот за руку, послюнявил ей большой и указательный пальцы (у него был большой, отвратительный язык, который мелькнул между зубами совершенно по-змеиному), и заставил погасить оставшуюся свечу, сжав фитиль мокрыми пальцами. И хотя Кот ничуть не обожглась, а лишь ненадолго ощутила исходящий от пламени жар, на кончиках пальцев остались черные следы от обуглившегося фитиля, при виде которых она пришла в ужас.
Когда Кот начала плакать, Вульц снова схватил ее за руку и удерживал на месте, пока Энне вновь зажигала свечи на пироге. Они хотели, чтобы она попробовала в третий раз. Результат вышел еще хуже — судорожные всхлипывания помешали Кот набрать достаточно воздуха, и ей удалось загасить всего шесть свечей. Вульц опять попробовал заставить ее задавить оставшиеся огоньки пальцами, но она вырвалась и выбежала из кухни, намереваясь искать спасения на пляже, однако молнии били в землю так часто и так сильно, что коттедж, казалось, был окружен стеной трепещущих зеркал, которые то и дело разбивались вдребезги, наполняя ночь сверкающими серебристо-белыми осколками, а гром гремел так страшно, что можно было подумать, будто на просторах Мексиканского залива идет нешуточная морская баталия.