Очаровательные глазки. Обрученная со смертью

Руссо Виктория

— Я начала скучать! — воскликнула Шанита, наслаждаясь его поклонением. — Заходи скорее, мой мальчик!

Хлебное рыло вошел и, заметив Василия, смутился еще больше.

— Это мой друг, — пояснила цыганка, заметив, что здоровяк начал нервничать. — Он мне помогает. Время нехорошее — опасное. А я просто хрупка женщина. Что там у тебя?

«Поставщик» отдал ей тюк с украденными вещами, и Шанита принялась перебирать ношенное тряпье, среди которого увидела драповое пальто Акулины, весело заметив, что оно попадает к ней уже в третий раз.

— Где ты его взял? — обеспокоился Василий, тоже узнав вещь.

— Нашел. Выбросили, видать, за ненадобностью,

а я подобрал! — врал Хлебное рыло, вытаращив глаза.

— Значит, у нее все хорошо! — утешал себя Василий и поспешил покинуть лавку, пришла его очередь смутиться, и он объявил, что желает покурить.

Шанита выдала скромную оплату за принесенные вещи и, прежде чем здоровяк покинул табачную лавку, расспросила его о своем знакомом, которого на «Горячем поле» знали, как Артиста.

— Ты передавал ему мое послание? — с волнением уточнила женщина.

— Он сказал, что не хочет больше тебя знать, — смутившись, сознался Хлебное рыло. — Сашка и мне сказал не верить цыганкам. Но я не считаю тебя обманщицей!

Детскость Хлебного рыла умиляла Шаниту, она хотела сказать ему что-либо приятное, но поостереглась его дальнейшей привязанности и предпочла остаться на расстоянии.

— Наверное, Саша никогда меня не простит, — с горечью произнесла она, после чего, сославшись на дела, выдворила бродягу из своей лавки.

Все дела были сделаны, и Шанита вышла на улицу, где, скукожившись от холода, дымил уже второй сигаретой Василий.

— Трудно принять, что она счастлива без тебя? — спросила цыганка, запирая дверь.

— Я слышал ваш разговор, дверь не была закрыта, — произнес Василий, с любопытством глядя на расстроенную женщину. — О ком вы говорили?

— Это грустная история. Если ты попытаешься меня напоить, возможно, я тебе ее расскажу! — посмеялась цыганка, гордо вскинув голову. Глаза ее слезились, но она сдерживала соленую воду, не желая, чтобы кто-то наслаждался ее слабостью.

В кабаке было шумно. За Василием и Шанитой за их постоянство закрепили угловой столик, и они направились прямо к нему. Торговцы из соседних лавок, а также фабричные работяги прожигали здесь часы благословенного отдыха. «Странно, — размышлял Василий, оглядываясь по сторонам. — У многих есть семьи, но они предпочитают сидеть в затрапезном трактире вместо того, чтобы идти туда, где их преданно ждут жены и дети». Вдруг его душу всколыхнула фантазия о том, как они живут с Акулиной в хорошем доме, растят пару-тройку детей. Она заботится о нем и о потомстве, и каждый день просыпается с улыбкой, благодарит его за комфорт и спокойствие, в котором счастливая женщина пребывает ежедневно.

— Когда у тебя такое глупое лицо, это значит, что ты думаешь о ней! — усмехнулась Шанита. — Я всегда удивлялась тому факту, как легко любовь превращает людей в глупцов.

— Ты злишься! — констатировал Василий. — Ты не прощаешь мне моих светлых мыслей, потому что сама прозябаешь в темном царстве дум. Кажется, этот здоровяк тебя расстроил.

— Я обидела человека, — призналась, наконец, Шанита. — Он был мальчишкой-беспризорником, и я когда-то пообещала ему хорошую интересную жизнь. Но не смогла выполнить обещание и подвела его.

— Как знакомо. Теперь я понимаю, почему нас свела судьба. Мы слишком похожи: обещаем своим близким то, что не можем предоставить, а затем разрушаем их жизнь. А после жалеем себя.

— За искренность приходится платить дорого, — с грустью произнесла цыганка.

Наконец, принесли заказ — тушеное мясо, щедро засыпанное пряностями. По вкусу сложно

было разобрать, какое именно животное в тарелке, но половой утверждал, что это крольчатина. И Шанита, и Василий уткнулись в тарелку, но не потому, что были голодны, просто не желали говорить на щепетильные темы, заставляющие чаще биться сердце.

Акулина придумала «непыльный» способ заработка: она притворялась, что ей плохо возле ресторанов «среднего пошиба» и почти всегда получала помощь от благовоспитанных мужчин, желающих помочь красивой молодой особе, оказавшейся в затруднительном положении. Как правило, она придумывала различные истории: то она вошла домой и застала своего неверного мужа в постели с другой женщиной, или ее прогоняла злая мачеха (сестра, татка, бабка). Во всех историях был один финал: она осталась без средств к существованию и не имела возможности добраться до добрых родственников, живущих в Москве. Обычно ее одаривали небольшой суммой на железнодорожный билет и иногда даже кормили в хорошем ресторане. Акулина получала удовольствие от этих маленьких спектаклей. Иногда правда ей приходилось терпеть непристойные предложения, но на этот случай у нее был запасной план — договоренность с Хлебным рылом, который за свежие булки с молоком охранял ее на расстоянии и при малейшей опасности мог защитить хрупкую девицу от обидчика. Однажды слишком навязчивый господин вместо того, чтобы одарить рублем скорбящую, потащил ее к своей карете. Трусливый прохиндей даже не пискнул, когда перед ним выросла гора — Хлебное рыло, и отдал все деньги, которые имел при себе. Акулина разделила добычу со своим защитником пополам, и оба остались довольны.

— У тебя дела идут неплохо, — завистливо произнесла Танька-Тыква, заметив новую добротную одежду, купленную на Александровском рынке. От серого истрепавшегося платья не по размеру Акулина избавилась и облачилась в скромный теплый наряд практичного темного цвета. Также она купила удобные сапожки по размеру и почти новое пальто. Заработок позволял Акулине посещать раз в несколько дней баню, поэтому выглядела она вполне благопристойно.

— Нечему завидовать, уверяю тебя! — сухо ответила молодая женщина Таньке. Акулина была наслышана, что ее соседка по койке коварна и способна на многое ради легкой наживы. Рассказывали однажды, что толстуха подружилась с попавшей в ночлежку деревенской девицей, у которой была густая длинная коса, а через несколько дней после их знакомства, Танька-тыква отрезала новой знакомой волосы и выручила за них хорошие деньги, причем вырученным заработком не пожелала поделиться с обиженной простушкой. Графиня предупреждала, что за пару рублей Танька-Тыква может и покалечить. Она была добра к неимущим и проявляла заботу, но если кто-то начинал подниматься из грязи, делала все, чтобы стащить «победителя» обратно в выгребную яму, жительница ночлежки не переносила чужого успеха.

— Куда ты прячешь деньги? — поинтересовалась у Акулины предприимчивая жительница ночлежки, стараясь выглядеть непринужденно, словно это совсем ее не интересовало.

— А что тебе до чужого заработка?

— Я хочу, чтобы ты платила за мои ночевки здесь! Не забывай, кто пригрел тебя и помог встать на ноги, — нагло заявила круглолицая женщина, а когда Акулина рассмеялась, приняв ее слова за шутку, тихо прибавила: — Когда наступает ночь, то просыпаются голодные пороки. И они требуют, что их накормили. Смерть на Горячем поле ничего не значит. Здесь живут отбросы — мусор к мусору. Никто и не заметит, если, скажем, исчезнет какая-нибудь жадная девица…