Очень далекий Тартесс (др. изд,)
Шрифт:
Тут в проходе появился монтажник в лихо сдвинутой набекрень каскетке. Он пятился спиной к нам, вытягивая из-за угла коридора толстый шланг. Задрав голову к люку, из которого вылез Всеволод, монтажник крикнул:
— Алло! Скоро ты там?
— Да здесь я, — сказал Всеволод.
Монтажник резко обернулся.
— А! — Он мигом оценил обстановку. — Попался, значит.
Я присмотрелся и узнал в нём того самого шутника, который попросил нас подержать баллон. Удивительно, как тяготеют друг к другу все непутёвые парни!
— Зачем ты прятал его? — спросил я, сознавая,
— Никто не прятал. — Монтажник кинул на меня взгляд, исполненный несправедливо поруганной добродетели. — А если человеку интересно поработать, так пусть он поработает. Я так считаю. Нельзя заставлять человека играть в шахматы, если ему хочется поработать.
— Если каждый будет делать только то, что захочется, — грозно начал Самарин, но тут же перебил самого себя: — Ладно, оставим это для институтов общественного мнения. Значит, так. — Он надвинулся на Всеволода и упёр ему палец в ключицу. — Сию же минуту ты пойдёшь под душ и приведёшь себя в порядок. А чтобы ты снова не сбежал, с тобой пойдёт…
— Я не сбегу, — быстро сказал Всеволод.
— Хорошо. Ровно через час изволь быть в шлюзе. Антонио, ты сможешь отвезти его на «Элефантину»?
— Конечно.
— И с первой оказией отправь его на шарик. А с меня хватит. Где это видано, чтобы начальник космофлота бросал дела и гонялся за дурно воспитанным практикантом?
За ужином Борг выставил бутылку темно-красного вина. Самарин и Греков налили себе по бокалу, а я отказался.
— Напрасно, пилот, — сказал Борг. — Это вино не опьяняет, а взбадривает. Посмотри, что написано на наклейке: «…впитало в себя всю щедрость солнца Андалузии».
— Солнце Андалузии, — повторил Самарин. — Сколько хороших мест на Земле!..
Я взглянул на него. Лицо старейшего пилота Системы выглядело необычно. На нем словно бы разгладились жёсткие складки, и все морщины сбежались на лоб. Одна седая бровь поднялась выше другой. О чем он думал? Пилоты моего поколения, да и те, что постарше, вряд ли могли представить себе космофлот без Самарина. Никто никогда не принимал всерьёз его воркотню о всяких там островах в Тихом океане — это было так же привычно, как учиняемые им разносы, на которые никто никогда не обижался.
Самарин медленно повернул ко мне седую голову.
— Чего ты на меня уставился? — спросил он сердито. — Не хочешь отведать хорошего вина — дело твоё. А я вот выпью. Я человек старомодный и возьму вот сейчас и произнесу тост. — Он поднял бокал до уровня глаз, как бинокль, и сказал: — За этот корабль. За тех, кто его сконструировал и построил.
Борг усмехнулся, выпил и склонился над тарелкой супа. Железный, непреклонный Борг. Я вспомнил тот далёкий-далёкий вечер, когда Борг вызвал меня к Феликсу и потребовал повторить то, что я перед этим нёс на Совете. Кажется, мы говорили о Нансене. Да, да, о Нансене…
Здесь надо было что-то додумать до конца. Я хлебал суп, пахнущий мятой, и думал о своей нескладной жизни. Наверное, я наделал немало ошибок. Я лез напролом и бывал нетерпим, и Робину — ох, как часто! — приходилось дёргать меня за
Жить, как все. В сущности, так просто: живи, как живётся. Дом, семья, любимая профессия. Книги. Книги? Не от них ли моя неустроенность? Не слишком ли я увлекался в детстве книгами о путешественниках прошлых времён? Не знаю, почему так поразил моё воображение Фритьоф Нансен. Потратить больше года для того, чтобы с нечеловеческими муками пройти во льдах несколько географических градусов… Да и один ли Нансен! А капитан Скотт, а Седов, а тысячи других пионеров, не пожелавших «жить, как все»… А героическая эпопея Дубова на Венере…
Кто-то всё равно должен идти дальше. Человечество утратит нечто очень важное, если все будут «жить, как все».
В конце концов, не обязательно идти именно мне. Важно, чтобы кто-то пошёл…
«Приёмщика груза просят к шлюзу», — объявил динамик.
По кают-компании прошло движение. Монтажники наскоро заканчивали ужин, громко переговаривались, один за другим направлялись к выходу.
— Последнюю партию оборудования доставили, — сказал Борг и посмотрел на часы. — Надо бы мне слетать на второй корабль… Ну, да ладно, управятся без меня. Все-таки не каждый день у нас такие гости.
— Когда примерно думаешь закончить работу? — спросил Самарин.
— Зачем же примерно? Есть график. Через семнадцать суток.
— График есть и у меня. — Самарин принялся за второе. — Но, кроме него, есть ещё пилоты, которые с ним не в ладах. Вот сидит первый, — он кивнул на меня, — человек, выходящий из графика.
— Что-то Анатолий помалкивает, — сказал Борг. — Налить ещё вина, Анатолий?
— Налей, пожалуй, — ответил Греков.
— Не нравится тебе корабль?
— Нет, корабль хорош. — Греков пригубил вино. — Но я прикинул расход энергии и материалов — немалые цифры.
— Если хочешь, могу назвать точные цифры.
— Не надо. Об этом ещё предстоит разговор на Совете.
— Опять будешь голосовать против?
— Да.
— И опять останешься в меньшинстве.
— Возможно, — спокойно согласился Греков. — В декабре кончается мой срок. Выйду из Совета — вам легче станет.
— В декабре? — Борг грудью налёг на стол и сцепил руки вокруг своей тарелки, словно оберегая её от покушения. — Чего же я, в таком случае, гоню изо всех сил? Растяну-ка лучше до декабря.
— Дружески советую, Ивар: постарайся закончить монтаж как можно скорее. Дорог каждый день.
Самарин сказал:
— Насчёт расхода энергии — не знаю, кто расходует больше, чем ты на сеансах космической связи.
— Тут ничего не поделаешь, — возразил Греков. — Это расход оправданный.
— Гм! Особенного толка от связи с Сапиеной пока не наблюдается.
— Это неверно. Мы накапливаем информацию и учимся понимать друг друга.
— Ну, и что практически ценного узнали мы за последние, скажем, полвека? Можешь не отвечать. Минимум сомнительно расшифрованных сведений о составе атмосферы и… — Самарин, не закончив, махнул рукой.