Очень далекий Тартесс (сборник)
Шрифт:
— Завтра пришлю к тебе на корабль человека. Посмотрит, что у тебя за товар, тогда и решим, сколько олова можно дать.
Грязная узкая протока отделяла квартал моряков от квартала оружейников. Здесь стеной стоял высокий камыш. А дальше, сколько охватывал глаз, разливался в топких берегах желтый медлительный Бетис. Вдоль густых камышовых зарослей бродили цапли, копались в иле длинными клювами. Здесь, на краю квартала, и разыскал Горгий канатную лавку купца Эзула.
При лавке была мастерская.
Купец Эзул был худ и неопрятен. Весь отпущенный ему богами волос рос ниже глаз — на голове не было ничего. Он жевал пряник, роняя липкие крошки в нечесаную бороду, скрипучим голосом покрикивал на рабов.
— Говори скорее — что надо? — буркнул он на плохом греческом, приведя Горгия в убогую каморку за мастерской. — Я по бедности надсмотрщика не держу, сам управляюсь с этими ленивыми скотами.
Горгий и не собирался долго с ним разговаривать. Достал из-за пазухи карфагенский ремешок, подал Эзулу:
— Это тебе шлет Падрубал.
Эзул проворно выглянул из каморки, покрутил головой — нет ли кого поблизости. Вытащил из-за груды корзин круглую палочку, обмотал вокруг нее спиралью ремешок Падрубала. Долго шевелил губами, водя глазами по палке.
Тайное письмо, подумал Горгий. А так, не навивая на палку, посмотришь — вроде узор выжжен. Ну, не мое это дело.
— Прощай, — сказал он и шагнул к двери.
— Не торопись, фокеец. Не хочешь ли отведать моего вина?
Отказаться — обидеть. Горгий принял чашу, с отвращением поднес ко рту. Вино оказалось на удивление: так и прошибло Горгия медовым духом, даже в ноздрях защекотало.
В бесцветных глазах Эзула мелькнула усмешка.
— Полагаю, — проскрипел он, — почтенный Амбон потчевал тебя вином получше?
Вино твое превосходно, — сказал Горгий. — Но я тороплюсь…
— Торопливая стрела летит мимо цели. Сядь, фокеец. После разговора с Амбоном тебе некуда торопиться.
— Откуда ты знаешь, о чем я говорил с Амбоном?
— Я знаю почтенного Амбона. Он не сделает ни шагу за пределы Неизменяемого Установления.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— И не старайся, чужеземец. Амбон скоро получит титул блистательного. — Эзул захихикал. — Хорошо, что живет в Тартессе старый Эзул. Кроме него, никто не поможет тебе разжиться оружием.
Непростой человек, подумал Горгий, устраиваясь на скамье поудобнее.
— Если ты и вправду берешься мне помочь, — осторожно начал он, — то в внакладе не будешь. Мне нужно готовое оружие из черной бронзы: мечи, наконечники…
— Да будет тебе известно, фокеец, что царский указ запрещает вывозить черную бронзу из Тартесса. Кто нарушит
Горгий знал от бывалых мореходов, что существует в Тартессе великая тайна голубого серебра. Но если оружие из черной бронзы изредка попадало в руки иноземцев, то голубого серебра никто никогда не видел, только смутные слухи о нем ходили.
Спросил с притворным простодушием:
— Голубое серебро? А что это такое?
— Не лезь, фокеец, в дела правителей великого Тартесса. Тебе нужно оружие из черной бронзы? Старый Эзул поможет тебе.
— Хорошо, — сказал Горгий. — Приди ко мне на корабль, посмотри товары…
— Опять торопишься. Когда настанет время, я пришлю человека. Ко мне больше не ходи.
Серой ящерицей выскользнул Эзул из каморки. Горгий последовал за ним. Выходя, услышал скрипучий голос из сарая:
— Эй, шевелитесь! Не будет вам сегодня корму за такую работу!
— Вы задумались, читатель?
— Да, видите ли, немножко странно, что Горгию, выходцу из Колхиды, чудится нечто знакомое в языке тартесситов.
Где Колхида и где Испания?
— А вот послушайте, что пишет древнеримский историк Аппиан: «Азиатских иберов одни рассматривают как колонию иберов европейских, другие — как отцов последних, третьи полагают, что у них нет ничего общего, кроме имени…» А в XI веке грузинский ученый Давид Мтацминдели писал про общность языка грузинских и пиренейских иберов.
— И что же, эта общность доказана?
— Нет, все еще гипотетична. Пиренейские иберы — скорее, выходцы из Африки, чем с Кавказа. Но в глуби веков нелегко проследить пути племен. Вероятно, общности у них все же больше, чем розни.
— Ну да, все мы, так сказать, восходим к ветхому Адаму…
4. ГОРГИЙ ВСТРЕВОЖЕН
Царь Аргантоний плескался в бассейне. Вокруг стояло несколько приближенных — первые люди Тартесса. Им было даровано почетное право лицезреть царскую особу без одежд. Более того: иногда они удостаивались высочайшей чести — приглашались царем в бассейн для беседы о государственных делах.
Вот и сегодня.
— Павлидий! — позвал царь.
Верховный жрец встрепенулся, разжал тонкие губы.
— Иду, Ослепительный!
Как был, в многослойных одеждах и сандалиях, плюхнулся в бассейн, по горло в воде заспешил к царю. Аргантоний, потирая костлявые плечи, посмотрел на него из-под строгих седых бровей.
— Что нового в Тартессе?
Павлидий заученно ответил:
— В Стране Великого Неизменяемого Установления не может быть ничего нового. Народ благословляет твое имя, Ослепительный!