Очень долгое путешествие, или Инь и Ян
Шрифт:
— И у тебя есть выбор, идти или не идти.
— У меня нет выбора. И я пойду. Я должна.
— Ты не должна, ты хочешь, — он потянулся за бутылкой, отхлебнул, опустил голову, глядя в пол. — В этом вся правда.
Повисло молчание. Что я могла сказать ему? Что он прав? Что я дура и всё время гоню куда-то и, раз уж попала в этот мир, то хотела бы узнать его до дна? Что я хотела бы это делать вместе с ним?
— Я видел вас вместе… С первого дня, как этот эльф появился тут, мне это не нравилось. Я видел, как он закрыл тебя от крика Цири.
— Он ненавидит людей, Эскель. Но ему
— Напарники, связанные самой судьбой… Я думал об этом всё время, что сижу тут. Я не дурак и вижу многое. Скажи… — ведьмак пристально посмотрел мне в глаза, — скажи мне, что чувствуешь к нему ты.
— Дай водку.
Горько усмехнувшись, он протянул мне бутылку. Жидкость плескалась на дне. Я отхлебнула отвратительный жгучий напиток. Мной овладел страх потерять Эскеля. Я дышала. Страх нашёптывал, что следует соврать, и мы помиримся, и всё будет хорошо. Но это было бы нечестно. Неправильно. А вот Весемир был прав — Эскель должен знать всё, чтобы сделать свой выбор. Для того ли я попала в этот мир и получила новую жизнь, чтобы строить отношения на лжи из страха не упустить его? Я должна быть смелой, ведь я, хоть и не настоящая, но ведьмачка. Эскель или примет меня такой, какая есть, или… или… Мозг отказывался развивать эту мысль. Я глубоко вздохнула.
— Он здесь, — я приложила руку к груди. — Жжётся. Это какая-то болезнь, проклятие, доставшееся мне от прежней меня. Как бы я хотела вырвать эту заразу из себя…
Эскель, сгорбившись, смотрел в пол перед собой.
— Я хочу, чтобы ты знал. Единственный мужчина, которого я выбрала и полюбила в этом мире, — это ты.
В груди болело. Накрыло опустошение, пути назад нет. Но и страха больше не было — я сделала, что должна. Эскель опустил лицо на ладони, замер.
— Я ждал тебя… Если бы ты только знала, как ждал, — наконец, глухо сказал он, посмотрел на меня.
В первый раз я видела у него такой взгляд — раненого хищника, опасный и отчаянный.
— Я здесь, рядом с тобой.
Он отвернулся.
— Или ты ждал кого-то другого, не меня… — прошептала я, — кого-то, кого придумал.
Эскель сидел неподвижно и, казалось, полностью погрузился в себя.
— Мне надо побыть одному. Прости, — не поворачиваясь, проговорил он.
Я поднялась, больное колено щёлкнуло. Припадая на правую ногу, я потащилась наверх. Солнце уже зашло, в потёмках я пробралась к кровати, скинула сапоги и, не раздеваясь, повалилась на постель.
Мне было слишком худо, чтобы осмысливать наш разговор, поэтому я задышала, погрузилась в медитацию. «Я подумаю об этом завтра», — вспомнила я знаменитые слова Скарлетт О'Хара. Душа продолжала болеть, но мысли, как неугодные гости, по одной исчезали из головы и переставали мучить меня. Я задремала.
Тихий скрип половицы и тень в комнате пробудили от беспокойного сна. Послышался негромкий стук упавших сапог, матрас прогнулся под тяжестью тела. Я не шевелилась и лежала скрючившись на боку, глядя в темноту. Эскель тоже замер, и в следующий миг обнял меня со спины, притянул к животу, зарылся лицом в волосы на затылке. Из моих глаз покатились слёзы. Он прижал меня так крепко, что я почти не могла дышать. Я занесла
***
Ещё не открыв глаза, я пошарила по постели рукой — Эскеля не было. Резко села, в комнате я тоже была одна. На подушке ведьмака белел лист бумаги. Я как будто уже знала, что там будет написано, и зрение подвело — письмо расплылось, но не от травмы глаз, а опять от предательски выступивших слёз. Я взяла письмо, рукавом утёрла глаза.
Всю жизнь я искал человека, который будет любить безо всяких условий. Так, как люблю я. Для меня нет полутонов, и если невозможно целое, я отказываюсь вовсе.
Не ищи меня .
Как сомнамбула, я отложила письмо в сторону. Потом, схватив опять, перечитала и бросила в сумку. Меня обуяло бешенство. «Расставание по смс, как это мило!» — злобно думала я. Дёрнула одежду, вделась в неё. «Бежать, бежать, куда глаза глядят!» — требовал мой организм. Я наскоро застегнула старую куртку, подхватила Розу Шаэрраведда. Я не знала, где мой стальной меч, так и потеряв его во время битвы. Готова! Распахнув дверь, я почти врезалась в Иорвета, с безмятежным выражением лица выходящего из двери напротив.
— Это ты во всём виноват! — хрипло выкрикнула я.
Толкнула его ладонями в грудь, мельком увидав его ошарашенное лицо и разведённые в немом вопросе в стороны руки, и понеслась по коридору. В этот раз, как назло, все решили повылазить из своих комнат, замок буквально кишел народом. Я бежала к выходу, сопровождаемая удивлёнными взглядами.
От пробитой решётки на входе в крепость в сторону дороги уходили по снегу свежие следы лошадиных копыт. Мотнув головой, я побежала в другую сторону, к Мучильне.
Невдалеке от замка снега уже не было, и я неслась по сухой утрамбованной тропе, будто за мной гнались призраки. Они и гнались. Мне хотелось бежать так, чтобы все воспоминания о последнем дне выветрились, остались позади, как страшный сон. А лучше обо всех днях в Каэр Морхене. Я не хотела помнить ничего, связанного с Эскелем. Я подныривала под стволы, перепрыгивала ямы и не уворачивалась, когда молодые ветки кустов хлёстко били по лицу. Пусть лучше боль на теле, чем там, внутри.
Неизвестно, сколько раз в тот день я пробежала Мучильню. Под конец я выдохлась и упала на траву, глядя в чистое синее небо. Я знала, что меня накроет позднее, но сейчас, как когда-то, когда всё только начиналось и всё было хорошо, — сейчас ничего не было, кроме мига, когда я лежала на земле, смотрела в небо и жевала травинку.
***
Возвращаться не хотелось, однако и вечно сидеть в лесу я не могла. Тело настойчиво напоминало, что со вчерашнего дня, кроме чашки похлёбки, я ничего не ела.
Входя в ворота Каэр Морхена, я натянула максимально непроницаемое лицо. Плавали, знаем. Будто идёшь на переговоры к каким-нибудь лощёным банковским костюмчикам и превращаешься в робота, бизнес-машину — все милые и приветливые, как турникеты в метро, и никому нет дела до того, что в твоей человеческой жизни происходит. Как и мне до их жизни, впрочем.