ОЧЕНЬ Петербургские сказки
Шрифт:
А так только взял и со всеми переругался!
ВСТРЕЧА
Я смотрюсь в прошлое: там, по разбитым тротуарам поселка Вырица бегает худой голенастый мальчуган. У него большие уши, чем-то перепачканный рот и лохматая голова, в которой тысячи идей и ни одного сдерживающего центра. Из-за чего он, как мешок, валится с дерева и даже не может заплакать – так перехватило дыхание. А вот он, цепляясь за куст, тонет в реке и едва сдерживается, чтобы не закричать и не позвать на помощь взрослых. Вот какой-то взрыв, он стоит с обгоревшим лицом. Опять слезы. Но кругом столько соблазнов, мир прекрасен! Драки, яблоки за чужим забором, ссоры с прабабкой,
Беседка, увитая плющом, винное дерево коринка. Рядом – штабель дров. И игра в прятки, чтобы подглядеть в беседке за целующейся парочкой. Они тоже дачники. А вот конфеты в мутной вазе на верху буфета. Прабабкина Библия. Деревянная игольница в виде кукиша. Второй этаж и библиотека двоюродного деда. Наутро – рыбалка, потом обед, потом – за молоком к соседям. Потом – встречать поезд. Сходить еще раз посмотреть на строительство нового клуба взамен сгоревшего. Говорят, на этом заборе во время пожара висел, зацепившись за него штанами, пожарник. Смешно!
Еще нужно потопить комаров в бочке с дождевой водой, поковыряться рядом с навозной кучей и добраться до червяков. И покормить уставшую за день лошадь ассенизатора, и посмотреть из-за забора. Потом спрятаться и устроить большой переполох. Высморкаться в чей-то (неважно в чей) передник. Вечером послушать страшную историю про мизинец в буханке хлеба. В воскресенье сходить с прабабкой в церковь и подышать чем-то сладким, что дымит в металлической чашке у дьякона. После обеда покрутить точило и найти удочку на чердаке. А вечером прокрасться в дальний угол сада, где всегда сыро и таинственно, и вдруг увидеть себя взрослым: разочарованным, страшным – ДРАМАТИЧЕСКИМ МАТУРГОМ. Испугаться и спрятаться у прабабки в переднике.
А больше в жизни не бывает ничего интересного!
Конец
ИЗ ЖИЗНИ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
У произведений, как и у людей, есть судьбы. Иногда похожие на судьбы их авторов, но чаще – нет. О некоторых из них уже можно рассказать:
Сборник петербургских сказок был задуман очень давно, году в 1972, когда его автор вернулся из армии. Мария Федоровна Берггольц (сестра известной поэтессы), ознакомившись с одной из первых "городских" сказок (а это были "Слоны на асфальте"), сказала автору буквально следующее: "сейчас ты их не ценишь, но когда-нибудь ты к ним обязательно вернешься!" Она была проницательна, и через 30 лет в тяжелую минуту к этим сказкам автор и в самом деле вернулся, отредактировал, дописал и снабдил следующим предисловием:
"Часть этих волшебных историй была написана Очень давно. Скажем, не преувеличивая, лет этак двадцать (если даже не двадцать пять) назад. Случилось
О, это было замечательное время! Тогда люди жили не для того, чтобы зарабатывать деньги, а для того, чтобы получать от жизни удовольствие: вдоль канала стояли огромные Очень красивые тополя и лежали перевернутые кверху дном катера и лодки, а набережная была вымощена самой красивой в мире черной граненой брусчаткой. Кроме прочего, неподалеку от садика по набережной пролегали рельсы 36-го, почти всегда пустого, трамвая, тоже, видимо, ходившего по городу просто так.
Этот удивительный оазис так поразил воображение автора, что он решил остаться в нем по возможности дольше – завел себе поблизости друзей и знакомых, да и вообще старался бывать тут как можно чаще, совершенно, впрочем, не понимая, что его сюда так неодолимо влечет. Пока, наконец, не сделал одного Очень важного открытия: выяснилось, что на одной из скамеек вышеописанного садика иногда удается сочинять небольшие истории преимущественно волшебного содержания.
Их и было сочинено в те прежние времена ровно пять.
Потом все изменилось: на место романтиков повсеместно заступили прагматики. Крепчайшую драгоценную брусчатку, по которой ходило и ездило не одно поколение петербуржцев, они сменили на банальный асфальт – словно раскатали по городу большой серый блин. Отменили хождение ненужного, по меркам здравого рассудка, трамвая. Зачем-то спилили большинство старых тополей. Убрали с канала мешавшие им лодки и катера. На месте садика взгромоздили весьма обыкновенный дом, как оказалось, стоявший тут когда-то Очень давно. (Правда, и сейчас еще, проникнув в его двор, можно найти два-три сохранившихся дерева из бывших прежде и несколько чудом уцелевших кустов.) В результате произведенных прагматиками разрушений жизнь в городе сделалась скучной.
Следующее поколение петербуржцев, возможно, захочет ее изменить: оно вернет на место крепкую граненую замечательную брусчатку. Разложит по набережной канала романтические лодки и катера. Пустит старый 36-й "ненужный" трамвай и посадит новые деревья на месте исчезнувших. Оно сумеет восстановить нормальную жизнь по сохраненным автором чертежам волшебных сказок, к которым со временем добавилось еще несколько, но написанных уже в наши неуютные времена".
Видимо из-за своего названия сборник складывался Очень трудно и выходил в печати Очень долго:
– первое издание нескольких его сказок было самопальным, как и полагалось в те, теперь уже Очень от нас далекие, 70-е годы: к рукописному сборнику "Удивительные, похожие на правду, истории", в который вошли несколько черновых их вариантов, сосед автора Александр Иванов (он же Алтынов) нарисовал несколько иллюстраций; как полагалось у взрослых, был у издания и первый редактор – Борис Миловидов, фантаст и переводчик;