Очень сильный пол (сборник)

Кабаков Александр Абрамович

– Потом, потом, Нина, потом, – тихо и серьезно сказал он, и Нинкины глаза сразу потемнели, ушла прозрачность. – Потом, милая, сейчас не до того. Ты бы оделась, а?.. Насчет справки – умница. Только бы Дора успела, а то доберутся и до этой несчастной убийцы в белом халате… Теперь вот что, нужен паспорт женский, молодой, лучше татарка. Сделает твой Яцек? Он же там через каких-то своих делал кому-то? Да не моя это баба, молчи, молчи, не моя, это дело, поняла?! Дальше: я весь день болею, лежу здесь. Соседям скажи – с желудком что-то, мол, не беспокойте его…

– Много они тебя беспокоят. – Нинка слушала внимательно, не удивляясь. Попеть

пяток лет в «Колизее» – ко всему привыкнешь…

– Что бы ни случилось, – продолжал Михаил, – меня не ищи. Спросят – да, бывал, больше не заходит, ничего не знаю. Но надеюсь, не спросят… Сейчас соседи дома?

– Нет никого. – Нинка уже сидела в постели, подтянув к груди ноги, оглядывалась в поисках халата. Мишка отвернулся – она уж вовсе отключилась вроде, о делах думает, а села все-таки так, что и грудь подтянулась, и что нужно – видно… Зараза…

В это же мгновение Мишка невесть каким слухом поймал – открывается в дальней дали необозримого коридора входная дверь, тихо идут… двое или трое… идут. «Умник Мишка! – про себя крикнул Кристапович. – Умник, взял из машины “бульдожку”!» И уже повалил одуревшую сразу Нинку, взгромоздился сверху, потянул на спину одеяло до самого затылка, ноги поджал – так что вылезли наружу только Нинкины голые, и, поднимаясь и опускаясь под одеялом самым недвусмысленным образом, чтобы и от двери было видно, чем люди занимаются, прямо в лицо женщине раздельно выговорил: «Это за мной, не бойся, молчи…» Револьвер уже держал в левой, не слишком сильно упирающейся в простыню руке, правую приготовил к главному толчку.

Двое уже вошли в комнату, интеллигентного тембра насмешливый голос протянул по-малаховски:

– Приятнава апп-тита, Миш…

Тут же в шею, прямо в подзатылочную ямку, уперся ствол – судя по ширине трубы, чуть не с водопроводную, «люгер» или «маузер». Прием под это дело шел классически, но кроме тех, кто в свое время достаточно почитал всякой ерунды, никто этой сыщицкой уловки не знал. Мишка как бы от ужаса чуть дернул головой, прижав затылок как можно крепче к стволу, на секунду как бы обмяк и – изо всех сил, уже почти ощущая входящую в мозги пулю, ударил головой назад, одновременно поворачивая ее резко влево – так, что ствол сразу ушел в сторону, – почти не почувствовав содранной металлом кожи, услышал стук упавшего и, судя по звуку, сразу уехавшего с прикроватного половичка под кровать пистолета, и без интервала, почти наугад, но все же успев увидеть и оценить главные расстояния, – четыре пули подряд над их головами, и всей тяжестью американской офицерской бутсы, извернувшись, но продолжая опираться на кровать правой рукой, – по зеленым дудочкам, под самую развилку, и коротеньким рыльцем «бульдожки» второму поперек переносицы, чтобы сразу кровь в глаза, и снова первого, уже поднявшегося, с поворотом спиной, каблуком чуть правее нижней пуговицы клетчатого коричневого пиджака, по затылку просто кулаком, и второго, ослепшего, кольцом рукоятки прямо сверху, по макушке, чуть сзади заходящего на лысину красно-пергаментного термитного ожога, по съехавшей мятой шапке, и прыжок к двери, и Нинке: «Одевайся, иди в коридор, если соседи придут – чтобы никто ни о чем!», и, пропустив обезумевшую, в немецком халате наизнанку, задравшемся выше задницы, успокоив дыхание, – им:

– За «приятного аппетита» – спасибо, но запомните: порядочные люди этим делом днем не занимаются. Теперь слушаю вас.

Стиляга опомнился первым: помоложе, покрепче,

да и «ванюшей» не паленный. Сел на полу, осмотрелся, с омерзением задержался взглядом на собственных мокрых штанах, подавился рвотой, обтер негритянские, да еще и в темных каких-то пятнах, вроде веснушек, губы. Выговорил неразборчиво:

– Молодец, Миша, – кое-как собрался, переполз на стул, глянул на покачивающиеся у двери два ствола, короткий Мишкиного «кадета» и тяжелый своего «люгера». – Слушаешь, значит… Ну ладно… Где татарка?

– Не ваше дело, юноша, – строго ответил Кристапович и вдруг сообразил, что между ними и разница-то по возрасту – года три, не больше. Улыбнулся – скорее не искренне, а специально, чтобы полный страх навести. – Татарка там, где надо. Слушаю дальше.

– Деньги отдай, Миша, они не мои, меня кончат за них, – тихо попросил стиляга. – И нас отпусти, а мы тебя больше искать не будем и народ серьезный на тебя не выведем. Ты что, думаешь, на тебя умельца не найдется? Найдется, Миша, не мне чета. Твои яйца трещать будут…

– Глупый ты, малый, – все так же строго сказал Кристапович. – Трещат у того, кто их в чужую дверь сует. А раз у тебя умных предложений нет, ты теперь своим другом займись, потом я тебе свой план сообщу.

Парень пошарил вокруг глазами, взял стоящий на столе чайник, потрогал – холодный, с великими трудами встал со стула, из носика вылил воду на голову обожженного. Бухгалтер зашевелился, залитым кровью глазом из-за распухшего носа окинул с полу происходящее, в пространство сказал о суках фашистских и снова затих.

– Очухается, сотрясение легкое, – сказал стиляга, – как бывший медик говорю. Меня Фредом зовут. Деньги отдашь, Миша? Процентов десять из своих тебе отпишу…

– Добрый, – снова усмехнулся Мишка, надо было держать фасон, хотя было все труднее, поднималась дрожь. – Щедро, но не нужно. А нужно мне от тебя, друг Федя, вот что, запоминай…

Изложил кратко, Фред кивал задумчиво, морщился, заводя руку за спину, растирая сдвинутые тяжелым башмаком почки. Вдвоем подняли обожженного, зажав с боков, вывели в коридор, большой пистолет сзади за поясом упирался Михаилу в крестец, «бульдог» давил сквозь карман ляжку. Лицо Нинки белело в пыльной темноте, как мертвое.

– Все остается в силе, – сказал Кристапович, проходя мимо. – В комнате прибери, не психуй, с Яцеком поговори, не бойся…

– Рожу гражданину бы обтереть, платка нету? – спросил стиляга уже в подъезде. – Внимание москвичей привлечем…

– А то москвичи пьяных не видели, – холодно бросил Михаил. – И вообще уже темно, успокойся.

Вышли на воздух. В багажник «адмирала» ткнулся носом старенький «ким».

– Авто у тебя для линдача несолидное, – отметил Мишка.

– Отстаешь, Миня. – Чуть отдышавшись, стиляга не оставался в долгу. – Нету уже линдачей, и линды нету, мы стилем увлекаемся, атомным, может, слыхал?

– Не слыхал, извини. – Мишка, отлепившись от тяжко обвисшего на Фреде, который и сам еще с трудом стоял, бухгалтера, бросил, открыв багажник малолитражки, «парабеллум», старательно прикрыл крышку. – Гаубицу твою возвращаю, она у тебя, может, казенная. Сейчас приятеля своего сажай и трогай на первой, понял? Насчет трепа не предупреждаю, мальчик ты умный. Блатным своим скажи – дело будет, и деньги будут, а девка, скажи, совсем от вас смотала, завязывает, скажи, татарочка. Когда мое дело начинать, я тебе сам сообщу, найду. Вы где стилем-то бацаете, в коке?