Очень смертельное оружие
Шрифт:
Так вот какую цену готова заплатить за электромагнитную бомбу индонезийская оппозиция! Им даже не придется тратить украденные из бюджета деньги. Дадут Стиву какую-либо должность типа губернатора Бали, а то и княжеский титул, чтобы он в свое удовольствие разгуливал по острову, считая его своим, а заодно разрабатывал для Индонезии новые типы вооружений. Всем хорошо, и китайцы никому не нужны.
– Давай немного посидим, – предложила я и огляделась вокруг.
За разговором мы незаметно ушли далеко в глубь дворцового комплекса. Пагода, молельня, беседка. И главное –
Мы вошли внутрь и уселись на низкую резную скамью. Через увитые листьями плюща проемы хаотично пробивались солнечные лучи. Игра света и тени вновь напомнила мне о мужчинах, убитых в китайском храме.
– Какая-то ты сегодня странная, – заметил Ляо. – Слишком задумчивая.
– Жара и избыток народа на площади. Толпа всегда действует на меня угнетающе.
– Мне кажется, дело не в толпе.
Он был совершенно прав. Дело во мне. В положении, в котором я оказалась. Я хорошо относилась к Стиву, даже когда считала его Сергеем Адасовым, и, честно говоря, мне было глубоко плевать на то, чем именно Семен Тетерин занимался с ЦРУ, ливийцами и китайцами. Это его собственные дела, а его причастность к гибели «конкорда» вообще не доказана. По отношению ко мне Стив всегда вел себя хорошо. Это означало, что если я его заложу, то буду чувствовать себя последней стукачкой. А если не заложу? Хороший вопрос.
– Допустим, нам удастся вычислить Тетерина. Что ты тогда сделаешь?
– Его электромагнитная бомба не должна взорваться в Индонезии, да и вообще нигде.
– Это не ответ.
– Это ответ.
– То есть ты его убьешь и постараешься уничтожить бомбу?
– А разве есть другие варианты?
– Не знаю. Может, ограничишься лоботомией?
Лицо Сианона исказилось от ярости.
– Твоя ирония неуместна. И не начинай говорить о том, что его надо арестовать и судить. Тетерин с его бомбами является угрозой для всего мирового сообщества. Из-за него уже погибли сотни невинных людей. Подумай о пассажирах «конкорда». Сейчас счет жертвам может пойти уже не на сотни, а на тысячи.
– На борту Ту-144 тоже были невинные люди. Убийцу отца Тетерина французское правительство почти наверняка наградило.
– По-твоему, он имеет право на месть? Только кому? Пассажиры «конкорда» не имели никакого отношения к смерти его отца. Если ты и дальше продолжишь в таком духе, то скоро начнешь петь хвалу терроризму.
– Боже упаси, – отмахнулась я. – Просто я пытаюсь поставить себя на его место.
– Ты не можешь поставить себя на его место. Ты не он и никогда им не будешь. Лучше поставь себя на место людей, которых его бомба убьет.
– Ты совершенно прав, – вздохнула я. – Просто все это как-то грустно.
– А ты ожидала, что это будет весело? Что веселого в смерти? У каждого убийцы есть свои мотивы. Их можно понять, даже можно счесть их резонными, но рано или поздно надо становиться на чью-то сторону. Ты же пытаешься остаться сторонним наблюдателем, понять всех и в результате не делать ничего. Так не получится. Рано или поздно всегда приходится
– Не надо меня агитировать, – поморщилась я. – Я все прекрасно понимаю.
– Рад, что ты все понимаешь.
Сианон посмотрел на часы.
– Пора идти во дворец. Гости уже собираются.
Я дотронулась до его руки.
– Не злись. Я на твоей стороне.
Ляо повернулся ко мне. Выражение его лица смягчилось.
– Я знаю. Извини. Зря я втянул тебя в это.
– Ты тут ни при чем. Я сама себя в это втянула. Черт бы подрал мое проклятое любопытство.
– Именно поэтому я ненавижу женщин, – усмехнулся Сианон. – Они сами не знают, чего хотят.
– И еще писателей детективных романов, – напомнила я. – Меня утешает только то, что как бы плохо мужчины ни думали о женщинах, женщины думают о них еще хуже.
Руки полицейского скользнули к моим плечам молниеносно, как при выполнении боевого приема. Мое тело отреагировало автоматически, пытаясь блокировать его движения, но в следующее мгновение горячие губы Ляо уже накрыли мой рот. Он прижимал меня к себе с такой силой, что я не могла пошевелиться.
Испуг от его резкого движения на мгновение сменился изумлением, а потом меня затопила горячая волна эйфорических ощущений, идущих от его губ и отдающихся невыносимым жаром внизу живота. Позабыв обо всем на свете, я до боли целовала Сианона, чувствуя телом напряжение его мышц и железную хватку его пальцев.
Я так и не поняла, сколько времени мы целовались – минуту или целую вечность. Руки полицейского разжались, и мы, тяжело дыша, отодвинулись друг от друга.
– Нам надо идти, – внезапно охрипшим голосом произнес Сианон.
– В самом деле, – согласилась я.
– Я этого не хочу.
– Чего именно?
– Уходить отсюда.
Я вздохнула. Интересно, чего хочу я? В любом случае прием во дворце раджей Карангасема уже не так меня интересовал.
– Но тебя зовет чувство долга, – догадалась я.
– Не издевайся.
– Я не издеваюсь. Предлагаю компромиссный вариант: еще раз поцелуемся и пойдем во дворец.
На этот раз Сианон не спешил. Его поцелуй был долгим и нежным, как лепестки тропических цветов.
– Как ты это делаешь? – изумилась я.
– Что ты имеешь в виду?
– Где ты научился так целоваться?
– У нас на Бали свои секреты.
– Знаешь, мне все больше нравится на Бали.
– Значит, ты на моей стороне?
– Конечно, на твоей, – совсем немного слукавила я.
Вход во дворец для приглашенных на прием гостей оказался на противоположной от площади стороне, вероятно, для того, чтобы праздничная толпа не мешала прибывающим.
Я много читала о восточной роскоши, но даже отдаленно не представляла, с каким размахом живут потомки балийских раджей. Больше всего их дворец напоминал мне удачно адаптированные к современности сказки «Тысячи и одной ночи». На огромную, как олимпийский стадион, стоянку один за другим подъезжали роскошные автомобили. Традиционные индонезийские наряды мешались с длинными вечерними платьями и строгими мужскими костюмами.