Очень уж краткая история человечества с древнейших времен до наших дней и даже несколько дольше
Шрифт:
А теперь вообразите, что на чердаках Парижа вдруг появляется десяток или сотня умирающих от голода вольтеров. Как им пробиться к своей аудитории? Единственный способ: стать модными. А как именно?
И тут мы вынуждены сделать экскурс в культурологию, чтобы прояснить ситуацию.
Культуру, как явление сложное, многоплановое, можно представлять и с той, и с другой, и с третьей стороны. В том числе как совокупность культов (доминирующих ценностей) Добра, Любви, Семьи, Разума и так далее. В этой плоскости художникам можно соревноваться друг с другом только в мастерстве. А само по себе мастерство модным не бывает.
Однако помимо культуры существует еще и ее «тень» — «теневая культура», антикультура. В точности такая
До второй половины XIX века две эти культуры существовали параллельно, заполняли каждая свою нишу, жили каждая своей жизнью, не испытывая надобности одна в другой.
На одной площади античного города могла идти трагедия. И зрители испытывали катарсис — очищение, возвышение духа. А на другой — происходила резня гладиаторов (тогдашний вид сегодняшнего реслинга, или боев без правил), бой быков или петухов. И зрители с таким же наслаждением испытывали антикатарсис — загрязнение, замутнение духа самоозверением. Для одной аудитории — высокое искусство, литургия. Для другой — торжество низменного, вакханалия.
Разница между культурой и антикультурой бросается в глаза. Но ее трудно разглядеть, когда антикультура подделывается под культуру.
Можно ли, например, назвать «Три мушкетера» детективом? Нет, это романтика, высокая культура. А можно ли назвать мутную лавину наших детективов романтикой (или, если угодно, реализмом)? Нет, это наблюдение исподтишка за мучениями людей — и только. Большой грех сам по себе. И стопроцентная антикультура.
Можно ли назвать бокс сам по себе мордобоем? Нет, это — физическая культура, разновидность общей культуры. Но когда на арене ломают кости, а озверевшие фанаты после соревнования крушат все кругом — это типичная, воинствующая антикультура. И это — верный признак близкой катастрофы (достаточно вспомнить историю Древнего Рима).
Что проделали, по сути, помянутые выше «проклятые поэты»? Они использовали запретный дотоле прием — ввели инструментарий антикультуры (тогда еще гомеопатическими дозами) в произведения культуры. И получили взрыв. Скандал, Славу, Подражание, Моду.
Ну как если бы хулиган ворвался на поле для гольфа и избил играющих на ней джентльменов любой клюшкой для этой игры.
Западное искусство второй половины XIX века стало разительно меняться на глазах. Хотя некоторые корифеи золотого века дожили почти до конца этого столетия или даже до начала следующего. В прозе появились описания интимных сцен (где раньше ставились многоточия), правда, до времени в рамках определенных приличий, без привычных нынешних гнусностей. В драматургии появились либо натурализм, либо фиглярство на грани цирковых номеров (то есть переход в совсем иной жанр). В музыке какофония стала все настойчивее одолевать симфонию.
Появилась «мертвая музыка». Или стало выдаваться за музыку то, что раньше было лишь музыкальным фоном какого-то действия на сцене или на экране. И пришлось бы европейской музыке умереть естественной смертью, если бы ее одряхлевшее тело не оживил волной пылающей крови негритянский джаз. В живописи начались выверты — самые разные, только бы подальше от классики золотого века. И вскоре дело дошло до еще одного скандального сказочно-андерсеновского «черного квадрата» абстракционизма, который любой дебил может легко изобразить. Ваяние словно поставило себе целью возможно дальше уйти от классических античных образцов к более древним оригиналам каменного века. Наконец, архитектура нашла себе идеал в виде нагромождения заводских пролетов. Правда, не сразу. А пройдя через стиль модерн,
И на каком-то этапе вся эта эстетствующая публика вынуждена была признать, что произошел спуск по лестнице, идущей вниз. Упадок. Декаданс. И сами декаденты, чтобы дистанцироваться от безвозвратно ушедшего золотого века западной культуры, наименовали себя — унижение паче гордости — серебряным веком.
Мы сегодня восторгаемся высотами серебряного века почти так же, как золотого. Но смотрим на декаданс второй половины XIX — начала XX века (границей тут служит Первая мировая война) отнюдь не с облаков нового Ренессанса, а — если уж продолжать этот образный ряд — с горящих торфяников «бронзового» XX века. Ну а последние 20–25 лет искусства не дотягивают даже до этой планки. Что же? Наступил — по той же шкале ценностей — последний, «железный» век? Нет, думается, положение сложнее, и мы его основательнее разберем чуть позже.
Говорят, художники раньше и глубже других предчувствуют рождение нового или начало конца. Можно долго говорить о предчувствиях, умонастроениях, сдвигах в социальной психологии людей. А можно все это вместить в емкий поэтический образ: «Где вы, грядущие гунны, что тучей нависли над миром?..»
Откуда же взялись «гунны» в только что описанной «прекрасной эпохе» и как это они тучей нависают над миром?
В Западной Европе тишь да гладь да божья благодать. А в Восточной — продолжалось разложение заживо умиравшей Османской империи. Продолжалось, как и века назад, — массовой резней всех сопротивляющихся зверскому насилию: сначала греков, потом сербов, потом болгар. На защиту славян вновь встала Россия, вновь полились реки крови на Балканах и на Кавказе. На Дальнем Востоке к европейским колонизаторам присоединилась Япония и попыталась оторвать свой кусок от реликтов Древнего мира — Китая и Кореи. А когда китайцы в очередной раз восстали против колонизаторов — их подавила объединенная армия едва ли не всех европейских держав (плюс Япония). Но китайцы в глазах тогдашних европейцев — люди другого мира. Между прочим, мира цивилизации, возраст которой пять тысячелетий и с высоты которой «желтые дикари» вполне правомерно именуют своих врагов «белыми варварами». А вот как относиться к «злым» колонизаторам-англичанам, которые напали на «добрых» колонизаторов-буров (потомков переселенцев из Голландии и других европейских стран)? «Черные дикари» — негры — в этой войне не в счет. Счет — катастрофический! — придет только через сто лет. Менее чем через сто лет!
А над этими ясно видимыми и вполне понятными силами возвышалось нечто чудовищное и непонятное: борьба за мировое господство, раздел мира и создание колониальной системы. Британская колониальная империя (владевшая почти четвертью всех благ колонизаторов), французская, германская, голландская, бельгийская, испанская, португальская… Понятно, возникали сложности. Например, в четырех наиболее значительных английских колониях воспроизвелась ситуация США конца XVIII века. И в Лондоне предпочли больше не рисковать. Канада, Южная Африка, Австралия и Новая Зеландия получили статус самоуправляющихся государств — доминионов под формальной короной английского короля.
Главное же, как раз во второй половине XIX века целых три державы — Россия, США и Япония — чуть не в одночасье сделались из анахронично-допотопных самыми что ни на есть современными и тут же потребовали своей доли «колониального пирога». Напомним, что Россия по инерции двести лет числилась в списке великих держав, но к этому времени опустилась до уровня «второсортной великой державы» (рядом с Австро-Венгрией и Италией) — не чета «первосортным» Англии, Франции и Германии. А США и Японию почти до самой Первой мировой войны не то что великими, вообще державами не считали — так, что-то на уровне Мексики или Бразилии. Теперь все три ринулись в аферы колониальных захватов.