Очень узкий мост
Шрифт:
Обратное плавание было более спокойным. В их компанию влились несколько человек из репатриантов и туристов. В основном, они проводили время в кают-компании. Среди новых были две сестры-репатриантки, симпатичные девушки, которые прекрасно пели и играли на гитаре, а также актер Одесской музкомедии, знавший неограниченное количество анекдотов и рассказывавший их с присущим профессионализмом.
Обратный рейс продолжался четыре дня. Несмотря на то, что Кфир уже ходил через моря и в прошлом, для него это плавание все же было чем-то новым. Впервые он ходил на пассажирском судне. Было жаль, что рейс подошел к концу.
Глава 3
Опять Одесса
После возвращения Кфир опять провел несколько дней в министерстве. Когда все необходимые дела были завершены, ему заказали билет, однако не в Одессу, а в Киев. Это
В Киеве он был лишь однажды в 1965-м году, когда мама возила их – тогда детей во время каникул показать места своего детства. Было интересно вновь увидеть этот город, тем более что к ним прикрепили гида с «Чайкой» [14] и шофером. Вечером он пытался по мере возможности раньше лечь, так как перемена климата не улучшила состояния, а, наоборот, ухудшила его. Днем во время небольшого перерыва удалось вырваться на Пушкинскую, чтобы сфотографировать для мамы дом, в котором они жили до войны.
14
«Чайка» – один из советских представительских автомобилей.
В Киеве они пробыли неделю, и кроме всего прочего их группа успела проверить несколько помещений, как варианты для посольства, которое должно было вскоре там открыться.
Возвращение в Одессу было почему-то не столь радостным, как ожидалось. Может быть, виной тому было плохое самочувствие, или холодная погода, или же замерзшая квартира, несмотря на то, что хозяева привели ее в порядок за время его отсутствия. Было как-то грустно.
В первую очередь Кфир решил обзвонить своих друзей-знакомых с тем, чтобы сообщить о своем возвращении. Когда он позвонил Семеновскому, тот, как показалось, был навеселе. Оказалось, что праздновали его день рождения. Семеновский требовал, чтобы Кфир бросил все и немедленно приехал. Не имело смысла давать уговаривать себя слишком долго. У такого человека, как Семеновский, на дне рождения могли быть его коллеги из горисполкома, а может быть даже политики более высокого ранга. Поэтому быстро собравшись и завернув в более или менее подходящий пакет один из своих галстуков в качестве подарка, буквально «с корабля на бал», Кфир поехал на день рождения. Так, едва вернувшись вечером в Одессу, он сразу же окунулся в работу.
У Семеновского все его приняли очень радушно. К этому моменту улучшающий настроение эликсир был употреблен в том количестве, когда всех принимают, как самых лучших и задушевных друзей. Не обошлось и без штрафных. Семеновский не упустил случая использовать появление Кфира, чтобы завести речь о поездке в Израиль, из которой недавно вернулся. Он говорил о налаживании мостов и работе, хотя было не совсем ясно, в чем она конкретно заключалась. Тем не менее, он выступал хорошо и убедительно, как и было принято у сознательных и ответственных товарищей в те не столь старые, и не столь добрые времена.
Без всякого стеснения Семеновский хвастался перед гостями, как он сделал визы для всей делегации, и какую важную роль он в ней играл. «Уши вяли», но слушать – это ведь тоже часть работы.
Домой Кфир вернулся на частнике поздно ночью и сразу же пошел спать. Наутро все возобновилось в старом ритме, как будто бы он и не уезжал. Начались звонки, встречи, проверки начавшегося ремонта в здании и т. д.
Жан как всегда ввел Кфира в курс дела. Ничего особенного с момента короткого визита во время прибытия с судна не произошло. Ходили слухи о каком-то напряжении в Тирасполе, и хотя это было уже не впервые, никто собственно не понимал, отчего оно происходило, и кто там был против кого. Кроме того Жан сообщил, что к Шаю приехал новый работник – преподаватель иврита. Кфир, в общем-то, удивился, что Жан заостряет на этом внимание, так как к Шаю постоянно приезжали преподаватели. Однако, судя по тому, что рассказывал Жан, этот преподаватель отличался от других своей неординарностью.
Вечером он встретился с Ланой. От нее не веяло тем теплом, которое ощущалось во время короткого
Через несколько дней ему представилась возможность познакомиться с человеком, о котором с несвойственным ему энтузиазмом рассказывал Жан. Раз – новый преподаватель иврита – никак не был похож на учителя. Он сносно говорил по-русски, однако, с сильным польским акцентом. Среднего роста, коренастый и сильный, он скорее сошел бы за кузнеца, если бы эта профессия еще существовала. Его глубокий, громкий голос всегда сопровождала подкупающая улыбка. Когда они пожали руки, он снисходительно улыбнулся, как бы говоря, что не станет раздавливать ладонь Кфира своей огромной кистью силача. Все в этом человеке выражало дружелюбие, доброту и расположение, но Кфир чувствовал какую-то неискренность и хитрость, хотя ни с кем об этом не поделился. Раз едва появился в Одессе, но уже всех хорошо знал. Да, это явно был неординарный преподаватель, и на Кфира он произвел впечатление человека, взявшегося за эту работу, чтобы побывать в СНГ, да еще немного подработать. Тогда многие пытались таким образом совместить приятное с полезным.
Глава 4
Новые будни
Ремонт здания хоть и начался до приезда Кфира, особого прогресса никак не ощущалось. Как и ожидалось, проблемы со строительными материалами тормозили ремонт, но основной причиной задержки было пьянство рабочих. Ни разу Кфир не застал их работающими и трезвыми. Бригадир маляров, худощавый, сутулый еврей, всегда вставал Кфиру на встречу, обнимал и начинал плакать. Он знал, что Кфир израильтянин. Непонятно, что влияло на его эмоции и с чем они были связаны. Кфир пытался вести себя с ним несколько холодно и даже черство. Он не мог поощрять такого поведения, к тому же работа почти не продвигалась.
Несколько раз звонил Симон и с возбуждением пытался объяснить, что их регион находится на пороховой бочке. Очень просил приехать, но у Кфира никак не получалось. С одной стороны, ремонт, с другой – были запланированы поездки в места, которым он уделял гораздо меньше времени, чем Молдове. Наконец Симон не выдержал и приехал сам.
Он объяснил, что Молдова разделяется на две части: румынскую и русскую, то есть на Приднестровье или русскую часть и Заднестровье – румынскую часть. Оказалось, что уже были инциденты с применением оружия. Особенное напряжение ощущалось в районе Дубоссар. Симон сказал, что община Молдовы очень обеспокоена происходящим. Всем понятно, кому может попасть под шумок в первую очередь, если начнутся военные действия. Без всяких обиняков он прямо сказал, что в случае чего, они ожидают помощь от Израиля.
Кфир не знал, что ему ответить. На какую помощь они могли рассчитывать? Кроме того, нужно было узнать, какие соображения на эту тему были у руководства. Естественно, он не стал всего этого говорить. Слегка успокоив Симона, он пообещал вскоре приехать, чтобы увидеть все самому.
В очередной раз съездил во Львов. Было холодно и скользко, шел снег. На этот раз с визой все было в порядке.
Несколько дней прошли без всяких происшествий, кроме картины, свидетелем которой стал наш герой, и которая ярко запечатлелась в его памяти. Он шел с кем-то из местных активистов к зданию, где находилось помещение еврейской общины, по улице Угольной в центре города. В метрах 30-ти от них, загудела какая-то Волга и затормозила, едва не сбив женщину, переходившую улицу явно там, где этого делать было нельзя. Шофер, будучи в шоке от того, что чуть не сбил эту женщину, выскочил из машины, догнал ее и наотмашь ударил кулаком по лицу. Не веря своим глазам, Кфир застыл как вкопанный, с открытым ртом и широко открытыми глазам. Несчастная женщина, едва не упав, схватилась за лицо и с трудом зашла в какой-то подъезд. От увиденного Кфир был в шоке. Хорошо, что он находился не так близко от места происшествия, потому что будь он ближе, мог бы наделать глупостей. Впоследствии проигрывая в памяти эту сцену, он невольно вспоминал то, что не раз говорил ему Жан в отношении того, как иностранцы отличаются от местных даже выражением лица. «Вы смотрите вперед, а здесь люди смотрят вниз. Это связано с тяжелым образом жизни. Быт отражается в поведении». Может быть, он был и прав, но никакой быт не оправдывает такого уровня озверения.