Очерки истории российской внешней разведки. Том 3
Шрифт:
Полет этот состоялся 5 октября 1936 г. Перед вылетом из Тулузы французские пограничники обязали пассажира подписать декларацию о том, что он направляется в Испанию «на свой страх и риск». Понять служивых людей на границе было можно: поток туристов в эту страну уже несколько месяцев как иссяк, там шла война, и выезжали в Испанию лишь те, кому это было «очень нужно».
Дальнейший маршрут пролегал через Валенсию в Мадрид, где «аргентинский литовец» был принят, опять же по рекомендации, которой он запасся еще в Аргентине, одним из лидеров Испанской коммунистической партии. После первых собеседований, когда начисто была отвергнута просьба приезжего немедленно послать его на фронт и выяснилось, что кроме испанского, французского, польского и литовского языков он свободно владеет
Деталей дальнейших переговоров мы просто не знаем, но о результатах осведомлены точно. Человека из Аргентины познакомили с работниками представительства НКВД СССР при МВД республики, учрежденного в Испании по межгосударственному соглашению сразу после начала Гражданской войны. С этого времени началась растянувшаяся на долгие годы плодотворная работа в советской внешней разведке Иосифа Ромуальдовича Григулевича.
Что же предшествовало столь смелому шагу — приезду И.Р Григулевича в Испанию, каков был до этого его жизненный путь? Обратимся к «анкетным», автобиографическим и другим сведениям о нем.
И.Р. Григулевич (далее будем именовать его по его оперативному псевдониму — Макс) родился в мае 1913 года в Вильнюсе в семье аптекарского служащего. Родители — уроженцы Литвы, по национальности караимы [23] . Сын всегда гордился принадлежностью к этой малочисленной народности.
В семье говорили на трех языках: литовском, польском и русском. В 1922 году Макс пошел учиться в гимназию г. Паневежиса, на родине отца, куда семья перебралась после окончания Первой мировой войны. В 1926 году отец потерял работу и после безуспешных попыток вновь устроиться куда-нибудь вынужден был эмигрировать в Аргентину в надежде закрепиться там и привезти с собой семью.
23
Караимы считаются потомками тюркских племен, входивших в Хазарский каганат, разгромленный киевскими князьями в X веке. Обитают главным образом в Крыму, а также в Тракайском районе Литвы, куда были переселены в конце XIV века в качестве пленных Великого княжества Литовского. Говорят на языке, относящемся к кыпчакской группе тюркских языков.
К 1928-1929 годам относится знакомство Макса с членами действовавшей в гимназии подпольной организации коммунистической молодежи Литвы. Постепенно юноша становится ее активным участником. Усиленное самообразование с помощью богатого книжного фонда библиотеки гимназии, приобщение к деятельности политического кружка юных подпольщиков, сама обстановка в Литве того времени все влияло на формирование у Макса мировоззрения совершенно определенного направления. «Именно тогда я и стал набираться ума-разума», — напишет он позже в автобиографии.
В 1929 году по требованию полиции Макса исключили из гимназии как «активного коммуниста», что в тех условиях означало получение «волчьего билета». Чтобы сын мог снова учиться, мать решила уехать в Вильнюс, где жили ее сестры, и вскоре Макс снова оказался в своем родном городе, но на территории уже другого государства — Польши. Продолжил учебу в гимназии имени Витовта Великого. Установил контакт с Коммунистическим союзом молодежи Западной Белоруссии, стал его активистом. С 1930 года — член польской компартии, через год вошел в состав литовского бюро ЦК Компартии Западной Белоруссии. Постепенно Макс приобретал опыт работы с людьми, осваивал навыки подпольщика. Но с профессионалами из польской полиции молодежи тягаться было трудно. 25 февраля 1932 г. Макс и группа его товарищей были арестованы за антигосударственную деятельность. В известной городской тюрьме Лукишки, которая до сих пор высится в самом центре Вильнюса, последовали длительные допросы, провокационные предложения тюремщиков, угрозы. Большинство арестованных держалось стойко. Серьезных доказательств их вины у властей не было, нескольких ребят освободили до суда, но процесс все же состоялся. Макс и один из его товарищей в мае 1932 года были осуждены к 2 годам тюремного заключения условно. Сравнительно
В августе 1933 года прокуратура предложила Максу покинуть Польшу. Предстояло решать, что делать дальше. За год до этого скончалась его мать. Близких родных не осталось. Посоветовавшись с друзьями, он решил ехать в Париж, традиционно являвшийся одним из центров польской эмиграции. Тепло попрощавшись с товарищами, выехал в Варшаву. Там получил адреса явок в Париже, деньги на поездку, французскую визу и в октябре 1933 года покинул Польшу.
Во Франции пробыл чуть менее года. Находился в распоряжении представителя ЦК польской компартии Модзалевского (впоследствии — министр иностранных дел Польской Народной Республики). Поступил в школу социальных наук, работал в издававшемся МОП Ром журнале на польском языке, неплохо овладел французским языком.
Как недавнего узника буржуазных застенков его часто направляли выступать на собраниях польских и французских рабочих. Участвовал Макс и в митингах вместе с видными общественными и политическими деятелями, среди которых были Анри Барбюс, Жак Дюкло, Эдвард Терек, Шарль Раппопорт и др. Макс вошел в одну из польских партийных групп, организовал небольшую ячейку в среде сочувствующих компартии литовских рабочих-эмигрантов. Поддерживал письменную связь со старыми друзьями в Паневежисе и Вильнюсе, переправлял туда свежую политическую литературу.
Между тем отец настойчиво звал сына в Аргентину. Модзалев-ский не возражал против его поездки, и в августе 1934 года Макс прибыл в Буэнос-Айрес.
В очередной раз — новая страна, люди, нравы, обычаи. У власти — военный режим, демократическое движение преследуется, компартия в подполье (местная политическая полиция называется «Особой секцией по борьбе с коммунизмом»). Устроившись с жильем, перепробовав несколько профессий — продавца радиоаппаратуры, страхового агента, журналиста, — Макс связывается с руководством компартии, и его направляют в действующую нелегально национальную секцию МОПРа. Затем избирают в исполком и редколлегию ежемесячного журнала организации.
С началом Гражданской войны в Испании развернулось широкое международное движение по оказанию помощи республиканцам. Макс решил, что его место — среди добровольцев-интербригадовцев, борющихся с фашизмом. Согласовав этот свой шаг с руководством компартии, в октябре 1936 года Макс оказался в Мадриде, где перешел в распоряжение представительства советской разведслужбы в Испании. Возглавлял резидентуру Швед — опытный разведчик, энергичный и решительный человек. Он и стал первым наставником Макса по разведывательному делу.
Прежде всего решено было снабдить Макса другими документами. Он избрал для себя типичные для латиноамериканских стран имя и фамилию и стал, как значилось в полученном им удостоверении личности, аргентинцем, журналистом по профессии. Такая маскировка оказалась удачной: в силу традиций, общности языка латиноамериканцы всегда были ближе к испанцам по сравнению с представителями других национальностей, а отсюда — большее взаимопонимание и доверие.
…Весенний день 1976 года. Московская квартира Макса на Кутузовском проспекте. Очередная дружеская встреча незаметно переходит в вечер воспоминаний. Не за горами юбилейная дата: 40 лет с начала испанской войны и столько же со времени первых шагов Макса в советской разведке. Он всегда искренне любил Испанию, имел массу друзей в этой стране. Непременно оживлялся, когда речь заходила о том времени, о событиях, в которых ему довелось участвовать, дополнял рассказы друзей любопытными деталями (память у него была великолепная), тепло отзывался о своих коллегах по далеким 30-м годам. В присущем ему ироничном стиле любил повторять, что в Испании закончил «начальную школу» разведки, учеником был старательным, но не всегда послушным, временами слишком увлекался и усложнял задачи, оценки получал в основном приличные, хотя случались и «двойки».