Очерки истории российской внешней разведки. Том 3

Примаков Евгений Максимович

…После эвакуации из Приморья «Абэ» служил в одной из частей Корейской армии [32] в Сеуле. Он готовил агентуру и разведывательные группы из числа русских эмигрантов, корейцев и китайцев, направлял их в Приморскую и Амурскую области для ведения разведки, допрашивал перебежчиков из СССР.

С середины 20-х годов «Абэ» было поручено поддерживать официальный контакт с открывшимся генеральным консульством СССР с задачей сбора разведывательной информации иод предлогом оказания помощи русским дипломатам в различных бытовых и хозяйственных вопросах, выявлять советских разведчиков.

32

Так

официально назывались японские войска, расквартированные в Корее, с 1910 года являвшейся колонией Японии.

На встречах и в беседах с сотрудниками генконсульства он не скрывал, чем занимается, проявлял готовность оказать услуги, откровенно рассказывал о своих материальных затруднениях и, рассчитывая на приличные комиссионные, предлагал консульству свои услуги в качестве посредника в продаже унаследованных от царской миссии земельных участков.

В 1927 году генеральным консулом СССР в Сеуле был назначен сотрудник Иностранного отдела ОГПУ Иван Андреевич Чичаев. Он решил использовать готовность «Абэ» сотрудничать с советскими людьми. В ходе одной из бесед японский офицер дал согласие выполнить конфиденциальную просьбу, связанную с покупкой в городе кое-каких изданий ограниченного распространения. «Абэ» принес необходимые материалы и получил небольшую сумму.

Чичаев и «Абэ» вскоре прониклись взаимным доверием. «Абэ» стал передавать документы Генерального штаба Японии, штабов Корейской и Кванту некой армий, Главного жандармского управления, полиции, генерал-губернаторства Кореи, органов военной разведки и контрразведки. В числе полученных документов была и разработанная в 1927 году премьер-министром и министром иностранных дел Японии генералом Танакой Гиити программа японской военной экспансии и борьбы за мировое господство, позднее широко известная миру как меморандум Танаки.

Этот документ особой важности и секретности гласил: «…для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные азиатские страны и страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами…

Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы. Но захват в свои руки контроля над Маньчжурией и Монголией является первым шагом…»

В меморандуме предполагалась и война с Советским Союзом. «В программу нашего национального роста входит, по-видимому, — писал Танака, — необходимость вновь скрестить наши мечи с Россией на полях Монголии в целях овладения богатствами Северной Маньчжурии» [33] .

Угроза дальневосточным районам СССР со стороны Японии возрастала, и в Москве все более ощущалась потребность в достоверной информации о практических действиях Японии по проникновению в Северный Китай, Маньчжурию и Монголию. Поэтому резидентура ИНО ОГПУ в Сеуле получила следующее указание Центра: «В дальнейшей работе особенное внимание обращайте на выявление всяких фактов подготовки агрессии против СССР вообще и советских интересов в Северной Маньчжурии, в Монголии и на Дальнем Востоке в частности».

33

Меморандум предназначался для молодого императора Хирохито, вступившего на престол в 1926 году. Провозглашавшаяся в нем программа, получившая среди милитаристов название «позитивной политики Танаки», последовательно выполнялась японскими правительствами вплоть до разгрома императорской Японии во Второй мировой войне.

После капитуляции Японии меморандум фигурировал в качестве документа № 169 обвинения на заседаниях Международного военного трибунала для Дальнего Востока в Токио в 1946–1948 годах, судившего главных японских военных преступников.

Попутно

Центр дал оценку некоторых сведений, добытых резидентурой. «Среди присланных Вами материалов, — говорилось в письме Москвы, — были очень интересные документы… доклад 2-го отдела Генштаба по маньчжуро-монгольскому вопросу, перевод которого Вы прислали. Такие документы весьма важны и их обязательно надо фотографировать».

«Это же касается присланных Вами переводов о Семенове, о шпионах и провокаторах, потому что здесь также требуется строгая документальность».

По заданию резидентуры «Абэ» привлек к работе на советскую разведку офицеров штаба Корейской армии «Чона» и «Тура», сотрудников Главного жандармского управления «Сая» и «Ли», служащего Корейского генерал-губернаторства «Мака», своего брата «Кима», военнослужащего «Кана», ставших впоследствии источниками ценной документальной информации.

Из характеристики «Тура», данной ему резидентом Г.П. Каспаровым в 1935 году: «Завербован в 1932 году… Регулярно дает большое количество материалов, исключительно подлинников. Дал много ценных материалов по японской разведке в СССР, подготовке Японии к войне, международной политике Японии и т. д. Основные группы добываемых материалов: 1) секретные сводки и журналы Генерального штаба и других центральных органов, 2) сводки и оперативные документы японских органов в Маньчжурии — штаба Квантунской армии, Харбинской военной миссии и других военных миссий, 3) сводки и другие разведывательные и оперативно-стратегические материалы штаба Корейской армии, 4) описания маневров, руководства по боевой подготовке и т. п. материалы военного министерства».

Особую ценность представили для Москвы мобилизационные планы Корейской армии ряда предвоенных лет, переданные нам «Туром» и «Чоном», а также материалы о провалах, грозящих агентуре советской разведки в Маньчжурии, Китае и Корее, о разведке японцами территории советского Дальнего Востока.

Что же привело «Абэ» к сотрудничеству с советской разведкой?

Руководивший его работой в 1930–1932 годах Е.М. Калужский впоследствии писал, что «Абэ» в откровенных разговорах с ним «отзывался весьма критически об офицерах и жандармах как о тупицах и лодырях, рассказывал эпизоды, характеризующие отсталость офицерства, его бытовое разложение и т. д. Он неоднократно возвращался к вопросу о том, что… ему приходится подчиняться и получать указания от людей, стоящих ниже его по способностям и развитию.

За время общения с советскими разведчиками «Абэ» сильно «обрусел». Это выражалось в некоторых мелочах: предпочитал носить европейскую одежду, охотно пил водку и у себя дома даже поигрывал на гитаре — занятие для японца совершенно необычное.

Нужно подчеркнуть, что при несомненном уме и большой изворотливости «Абэ» отличался излишней самоуверенностью, был убежден в своей способности найти выход из любого положения».

В 1932 году Япония создала на северо-востоке Китая марионеточное государство Маньчжоу-Го, провозгласила его «независимость» и фактически оккупировала Маньчжурию. В Маньчжурии разместились основные японские службы, претворявшие в жизнь программу меморандума Танаки: штаб Квантунской армии, посольство Японии, японские военные миссии и др. Центрами деятельности японцев стали города Харбин, Мукден, Порт-Артур, Дайрен (Дальний, Далянь), Тяньцзинь. На границах с Советским Союзом и Монгольской Народной Республикой начала создаваться мощная военная группировка, получившая название Квантунской армии.

Положение в Маньчжоу-Го было объектом пристального внимания советской разведки. Еще в 1926 году резидент в Харбине докладывал начальнику ИНО ОГПУ М.А. Трилиссеру: «Резидентура ИНО ОГПУ в Северной Маньчжурии с центром в Харбине… ведет регулярную и систематическую работу по перлюстрации дипломатических и других секретных почт целого ряда японских учреждений. Японский Генеральный штаб, военные японские миссии в Китае, японские армии: в Квантунской области (Порт-Артур), Корее (Сеул), Китае (Тяньцзинь) и другие вошли в сферу действия нашей разведки».