Очерки по истории русской церковной смуты
Шрифт:
— Теперь я освобожден от ареста и получил возможность снова совершать богослужение. Задача церкви — сеять учение Христа о мире, братстве, всепобеждающей любви. Взбаламученное страстями море человеческое теперь особенно в этом нуждается. И церковь должна выполнить эту основную задачу.
Касаясь церковного Собора, Тихон говорит о незаконности его постановлений, в частности, постановления по вопросу о низложении его как патриарха, ссылаясь на каноны, правила. Несколько иронических фраз Тихон бросил по поводу постановления Собора о женатом епископате.
В заключение он выразил радость, что
В алтаре храма находились представители некоторых иностранных миссий и иностранные корреспонденты, которые производили фотографические снимки с отдельных моментов процесса облачения Тихона и его службы, говоря, что снимки предназначаются для заграничных иллюстрированных журналов.
— Ведь теперь о Тихоне говорит весь мир.
Молодой священник, говорящий на иностранных языках, давал им пояснения. Тихон дал обещание принять иностранных корреспондентов. Когда в церкви шла служба, на монастырском дворе верующие, разбившись на группы, оживленно комментировали заявление Тихона в Верховный Суд.
Отдельные лица разделяли ту точку зрения, что заявление Тихона — крупная, непоправимая ошибка. Ставили в вину Тихону, что он свое заявление написал по новой орфографии. Номер «Известий ВЦИК» с факсимиле заявления патриарха переходил из рук в руки, так как были скептики, усиленно распространявшие слухи, что Тихон никакого заявления не писал… В большинстве же кружков, групп слышалось иное. Заявление Тихона считалось в высшей степени своевременным и мудрым актом.
— Посмотрите, сколько здесь народа, подлинной демократии, и все только о том, что Тихон принял целиком советскую платформу. Теперь расхождения между народом и церковью нет. Поверьте, что когда Советская власть убедится, что в лице церкви она не имеет контрреволюционной организации, она совершенно изменит свое отношение к ней.
Тем не менее все же говорили, что некоторые епископы недовольны Тихоном и решили от него отмежеваться, а один из видных профессоров богословия, прочитав заявление Тихона, будто бы разрыдался и сказал:
«Все кончилось», — и уехал на родину, в Смоленскую губернию.
В одной группе ворчали на толстовца Трегубова:
— И что он шатается, только смуту сеет…
Тихон получил ряд приглашений на служение, как в Москве, так и в подмосковных селах — Косино, Алексеевское и пр.
Тихон решительно отказывается служить в храмах «Живой Церкви», считая, что он ничего не имеет с нею общего.
Из кругов, близких Тихону, сообщалось, что он намерен в ближайшее время выпустить «послание к верующим», в котором изложит свое настоящее миросозерцание, выяснит задачи, стоящие перед церковью, и еще раз подчеркнет то, что он сказал в заявлении в Верховный Суд». (Известия ВЦИК, 1923, 5 июля, № 146/1883, с. 5.)
Другие воспоминания принадлежат перу одной из восторженных почитательниц патриарха и отличаются панегирическим тоном. Мы приводим их здесь как характерный образчик настроений, охвативших в те дни значительные круги верующих.
«Я увидала его впервые 26 сентября 1923 года, — начинаются воспоминания, — после моего возвращения в Москву, в день храмового праздника у Славущего Воскресения, что в Барашах. Церковь эта
Толпа, собравшаяся около церкви, все увеличивается и постепенно заполняет переулок. Ждут патриарха Тихона, обещавшего служить в этот день. Стоят чинно, спокойно и тихо, никто никого не толкает, чтобы пробраться вперед. Более счастливые, в том числе и я, — размещаются по обе стороны притвора, при входе в храм. Эту толпу, благоговейно и радостно ожидающую своего любимого святителя, я также вижу впервые, и настроение ее передается и мне. Меня охватывает чувство напряженного ожидания, и мне кажется, что как только я увижу патриарха, совершится для меня что-то небывало радостное и значительное…
Утро серое, неприглядное. Моросит дождь. Вот подходит с Покровки архиерей. Ряса его внизу забрызгана грязью, в руке он несет круглую коробку со своей митрой. В толпе снимают шапки, его обступают, и все тянутся к нему за благословением. Но и это, к моему удивлению, происходит тихо и мирно. А владыка старается никого не обойти своим благословением, и лицо его также спокойно и радостно.
«Какая разница, — думается мне, — когда наши епископы разъезжали в нарядных каретах, их так не встречали. А если и собирались кучки зевак, то главным образом для того, чтобы полюбоваться на запряженную цугом и разукрашенную золочеными гербами митрополичью карету и бриллиантами на его клобуке. А теперь… смиренно они ходят пешком во всякую погоду. Никаким внешним великолепием они не окружены, а с каким почетом и благоговением встречает их народ… Отошли от них все блага мирские, и сами они стали не от мира сего…»
Владыка проходит в церковь, и вскоре на паперть выходит духовенство и клир и выносят патриарший крест. Этот древний крест всегда предшествовал русским патриархам, как в Москве, так и во время их служения — при каждом их выходе из алтаря. Со времени уничтожения в России патриаршества, в течение двух веков, патриарший крест, оставаясь без употребления, хранился как историческая ценность. Советские власти не позволили возить или носить его по улицам перед патриархом открытым, и потому его доставляли в церковь заранее и встречали им патриарха Тихона на паперти.
Церковный староста обращается к нам: если вы любите Святейшего, так называли его обычно москвичи, — пожалейте его и не подходите отдельно под благословение. Он еще не оправился после болезни и очень утомляется.
Затрезвонили колокола. Народ встрепенулся. Патриарха ждали с минуты на минуту.
И вдруг охватившее всех благоговейное безмолвие резко нарушается крикливыми, грубыми, нестройными голосами. Я вздрагиваю, точно от неожиданного удара. «Это что?» — вырывается у меня.
«Комсомольцев прислали, — отвечает спокойно сосед. — Вот они горланят безбожные песни. Тоже думают, что слушать мы их станем. Свою встречу задумали устроить Святейшему, да Бог не допустил. Промахнулись маленько — не вовремя затянули».