Очерки по истории Вселенской Православной Церкви
Шрифт:
После смерти Кирилла Феодорит остается единственным значительным богословом на всем Востоке. Но он не пользовался непререкаемым авторитетом во всех частях Империи. Александрийцы не могли забыть ему выступлений против св. Кирилла и считали его покрывателем Нестория.
В то время Феодосий II был под влиянием всесильного временщика – евнуха Хрисафия. После избрания нового патриарха Флавиана Хрисафий намекнул ему, что ожидает от него знака благодарности. Флавиан прислал ему просфору, которую Хрисафий вернул, заявив, что предпочитает золото, а Флавиан отвечал ему словами Спасителя: "Не собирайте сокровищ на земле…", нажив, таким образом, себе влиятельного врага.
Хрисафий был крестником знаменитого константинопольского архимандрита Евтиха (или Евтихия) – к тому времени уже старика, известного своей аскетической жизнью. И вот Диоскор, Хрисафий
Первым увидел опасность блж. Феодорит. В своей книге "Эранист" он дал богословский ответ на такой "кирилловский фундаментализм". В названии "Эранист", что значит "Оборванец", содержится двойной смысл. Евтих представлен там в виде грязного, оборванного, невежественного монаха, бесцельно слоняющегося по белу свету. Но название также значит, что ересь монофизитства является как бы хламидой, сшитой из кусков устаревших, отживших ересей.
Но к тому времени триумвират уже плотно держал под своим контролем императора. Весной 448 г. Феодориту было велено покинуть Антиохию и никуда не выезжать из своей епархии.
Евтих продолжил атаку. Он написал в Рим папе Льву, что на Востоке возрождается несторианство. Воюя с "несторианством", он договорился до того, что начал отрицать единосущие человечества Христа нашей человеческой природе. Когда Флавиан вызвал его для объяснений, он заявил: "Я исповедую, что у Господа нашего было две природы до соединения. А после соединения я исповедую единую природу". Конечно, природу эту он считал божественной. На вопрос о природе Девы Марии он отвечал, что она единосущна нам, но что если она единосущна Христу (в чем Евтих не был уверен), то в ней есть нечто божественное. А в теле Бога, наверное, есть "нечто человеческое". Но божественное и человеческое несовместимы – человеческое исчезает в божественном, как капля в море. В общем, мы видим перед собой крайнюю форму монофизитства.
Несмотря на все имперское противодействие, Флавиан проявил несомненное мужество. По настоянию Евсевия, епископа Дорилейского, когда-то еще мирянином выступившего против Нестория, он созвал в ноябре 448 г. в Константинополе поместный собор для рассмотрения учения Евтиха. Евтих отказывался явиться туда, наконец пришел под охраной полиции, с толпой монахов и представителем императора, который взял подписку с Флавиана, что Евтих будет отпущен, какое бы постановление о нем ни состоялось.
Гордый архимандрит держался вызывающе, от ересей своих не отказался и был осужден и низложен. Сразу же после этого он написал апелляцию в Рим. Его письмо было доставлено туда имперским курьером, вместе с письмом самого императора, еще даже до послания Флавиана.
Но тут Евтих просчитался: папа Лев был достаточно проницательным богословом, чтобы быстро понять опасность евтихианства. Прочитав стенограммы собора, он пришел в ужас от учения Евтиха и поддержал решение Флавианова собора. Тогда Евтих сменил тактику. Он заявил, что на соборе были допущены протокольные нарушения, а Диоскор Александрийский обвинил Флавиана в нарушении постановления Эфесского Собора, т.к. он потребовал от Евтиха иного исповедания, чем Никейский символ.
2. Император опубликовал указ о созыве нового собора в Эфесе в августе 449 г. Цель его в указе была определена: "С корнем вырвать ересь Нестория" (т.е. растопить прошлогодний снег). Это значило, что собор готовился для торжества Диоскора и Евтиха. Феодориту и его стороннику Иве Эдесскому было запрещено являться на собор. Председателем заранее был назначен Диоскор. Папе Льву было прислано приглашение, но он не смог приехать: к Риму приближались полчища Атиллы. Вместо себя он послал трех легатов (один из них по пути умер) и догматическое послание, адресованное Флавиану, – т.е. свой знаменитый томос. На самом деле он был написан секретарем Льва Проспером Аквитанским на основе одной из проповедей блж. Августина и письма епископа Таудентия Брешийского. Достоинство томоса – изложение учения о боговоплощении в терминах очень простых и в то же время довольно точных: две полные природы, способные каждая в своей области к действию, но в единстве одного Лица.
Вот некоторые из положений томоса:
"Неполезно для спасения и одинаково опасно признавать в Иисусе
"Для нашего искупления нужно было, чтобы один и тот же посредник между Богом и человеком, человек Иисус Христос ut… et mori posset ex uno et mori non posset ex altero, т.е., с одной стороны, и мог бы умереть, а с другой – не мог бы…
…Ибо каждая природа в общении с другой производит то, что ей свойственно – Agit enim utraque forma cum alterius communione quod proprium est.
А именно: Слово производит то, что свойственно Слову, и плоть следует тому, что свойственно плоти – Verbo scilicet operante quod Verbi est et carne exsequente, quod carnis est…
Еще и еще повторяю: один и тот же есть истинно Сын Божий и истинно Сын Человеческий…
…Ибо хотя в Господе Иисусе Христе – Боге и Человеке – Одно Лицо, однако иное есть то, откуда происходит в Том и Другом общее уничижение, и иное есть то, откуда происходит общая слава – Quamvis enim in Domino J. Christo Dei et hominis una persona sit, aliud tamen est unde in utroque communis est contimelia, aliud unde communis est gloria.
Итак, в силу этого единства Лица, познаваемого в той и другой природе – Proper hanc ergo unitatem personae in utraque natura intelligendam – и говорится, с одной стороны, что Сын Человеческий сошел с неба, тогда как (собственно) Сын Божий воспринял плоть от той Девы, от Которой он родился; и, с другой стороны, можно сказать, что Сын Божий распят и погребен, хотя и распятие, и погребение претерпел Он не в Божестве самом, по которому Единородный совечен Отцу и Единосущен, но в немощи нашей природы".
Это как бы более четкое и логическое изложение формулы 433 г. Конечно, есть в томосе и определенные недостатки. Прежде всего это терминологические неточности, связанные с несовершенством латинского языка. Не "ипостась", а только "персона"; не природа – "физис", а только "форма" и т.д. Понятно, что многие на Востоке могли отнестись к этому документу с подозрением.
Следует помнить, что томос был написан человеком, не слишком сведущим в подробностях христологических споров на Востоке. И, несмотря на это, в нем дается весьма впечатляющее, гармоничное, логическое изложение, избегающее, с одной стороны, керигматических перехлестов св. Кирилла, а с другой – ошибок Нестория. Можно назвать его богословием здравого смысла. Мы не располагаем свидетельствами, что папа знал греческий язык, но он изучил проблему по трудам Тертуллиана и Августина, а также проработал трактат "О воплощении", специально заказанный св. Иоанну Кассиану. Из латинского богословия он позаимствовал понимание спасения с большим упором на идеях посредничества и примирения, т.е. восстановления истинных и первоначально созданных гармонических отношений между Творцом и Его творением, – чем на столь важном для восточных отцов понятии, как обожение (или теосис).
Для папы Льва было естественным говорить о Христе, обладающем двумя природами, или субстанциями (substantiae); по всей видимости, он не отдавал себе отчета в том, что латинское слово substantia переводится на греческий как "ипостась", а это в глазах восточных могло придать его богословию опасный несторианский изгиб. Он также подчеркивал прописную, но важную истину, что две природы Христа непременно сохраняли свои характеристики после соединения, так как Христос не переставал быть и Богом, и человеком не в абстрактной, а в конкретной действительности. Более того, он добавил к этому весьма важное для восточных понятие, что действия божества и человечества производятся "в общении друг с другом" (cum alterius communione). Именно эта концепция "общения" (communione) божества и человечества во Христе легла в основу идеи "теозиса" (обожения). И, наконец, папа Лев, несомненно ощущая, что является главным для кирилловского богословия, и даже несколько противостоя "несторианским тенденциям" антиохийского богословия, провозглашает "теопасхизм", говоря: "Итак, в силу этого единства Лица, познаваемого в той и другой природе… можно сказать, что Сын Божий распят и погребен, хотя и распятие и погребение претерпел Он не в Божестве самом, по которому Единородный совечен Отцу и Единосущен, но в немощи нашей природы". С другой стороны, однако, так как обычно слово "persona" переводится на греческий как "рсьущрпн", то и разработанная в томосе концепция личностного единства Христа могла пониматься только "просопичной" (как в Антиохии), а не "ипостасной" или "природной" (как у св. Кирилла).