Очерки Русской Смуты (Том 2)
Шрифт:
Корнилов опять отказался от командования армией; но после новых уговоров было достигнуто соглашение. На Рождестве был объявлен "секретный" приказ о вступлении генерала Корнилова в командование Армией, которая с этого дня стала именоваться официально Добровольческой.
Предстояло разрешить еще один важный вопрос - о существе и формах органа, возглавляющего все движение. Принимая во внимание взаимоотношения генералов Алексеева и Корнилова и привходящие интересы Дона, форма "верховной власти"
естественно определялась в виде тр1умвирата Алексеев - Корнилов Каледин. Так как территория
Конституция новой власти все еще обсуждалась и грозила внести новые трения в налаживавшиеся с таким трудом отношения. Поэтому я набросал проект "конституции"
приблизительно по следующей схеме:
1 Генералу Алексееву - гражданское управление, внешние сношения и финансы.
2. Генералу Корнилову - власть военная.
3. Генералу Каледину - управление Донской областью.
4. Верховная власть - триумвират. Он разрешает все вопрос" государственного значения, причем в заседаниях председательствует тот из триумвиров, чьего ведения вопрос обсуждается.
Моя записка, прочтенная в конспиративной квартире профессора К.-ва совещанию генералов*136 была одобрена и, проредактированная затем начальником штаба армии, генералом Лукомским, подписана триумвирами и послана Московскому центру с одним из возвращавшихся делегатов.
Если этот документ попадает когда-нибудь в руки государствоведа, то для сведения его сообщаю: это не было упражнением в области государственно-правовых форм власти, а исключительно психологическим средством, вполне достигшим цели. В то время и при той необыкновенно сложной обстановке, в которой жили Дон и Армия, формы несуществующей фактически государственной власти временно были совершенно безразличны. Единственно, что было тогда важно и нужно - создать мощную вооруженную силу, чтобы этим путем остановить потоп, заливающий нас с севера. С восстановлением этой силы пришла бы и власть.
В таких же муках рождался "Совет". По определению главного инициатора этого учреждения Федорова, задачи Совета заключались в "организации хозяйственной части армии, сношениях с иностранцами и возникшими на казачьих землях местными правительствами и с русской общественностью"; наконец, в "подготовке аппарата управления по мере продвижения вперед Добровольческой армии".
В состав Совета от русской общественности вошли московские делегаты Федоров, Белецкий, позднее Струве и кн. Г. Трубецкой; персонально П. Милюков.
Первое затруднение при образовании Совета встречено было со стороны "Донского экономического совещания", возникшего еще в половине ноября, возглавляемого к.
д.-том Н. Парамоновым и состоявшего из донских и пришлых общественных деятелей.
"Экономическое совещание" при донском атамане и правительстве играло до некоторой степени тождественную роль той, которая намечалась Совету. Явилось поэтому не прикрытое соревнование в вопросе о приоритете в освободительном движении
За кулисами продолжалась работа Савинкова. Первоначально он стремился во что бы то ни стало связать свое имя с именем Алексеева, возглавить вместе с ним организацию и обратиться с совместным воззванием к стране. Эта комбинация не удалась. Корнилов в первые дни после своего приезда не хотел и слышать имени Савинкова. Но вскоре Савинков добился свидания с Корниловым. Начались длительные переговоры между генералами Алексеевым, Корниловым с одной стороны и Савинковым с другой, в которых приняли участие, как посредники, Милюков и Федоров. Савинков доказывал, что "отмежевание от демократии составляет политическую ошибку", что в состав Совета необходимо включить представителей демократии в лице его Савинкова и группы его политических друзей, что такой состав Совета снимет с него обвинение в скрытой реакционности и привлечет на его сторону солдат и казачество; он утверждал кстати, что в его распоряжении имеется в Ростове значительный контингент революционной демократии, которая хлынет в ряды Добровольческой армии...
Все три генерала относились отрицательно к Савинкову. Но Каледин считал, что "без этой уступки демократии ему не удастся обеспечить пребывание на Дону Добровольческой армии", Алексеев уступал перед этими доводами, а Корнилова смущала возможность упрека в том, что он препятствует участию Савинкова в организации по мотивам личным, восходящим ко времени августовского выступления.
На одном из военных совещаний генерал Алексеев предъявил ультимативный запрос Савинкова относительно принятия его условий. Конечным сроком для ответа Савинков назначал 4 ч. дня (было 2), после чего оставлял за собой "свободу действий".
Члены триумвирата долго обсуждали это странное обращение; Лукомский, Романовский и я не принимали участия в их разговоре. Наконец, я выразил изумление, что уходит время на обсуждение более чем смелого требования лица, представляющего только себя лично и уже один раз сыгравшего отрицательную роль в корниловском выступлении.
Условия, однако, были приняты на том основании, что не стоит наживать врага... В состав Совета вошли четыре социалиста - Б. Савинков и указанные им лица: бывший комиссар 8-й армии Вендзягольский, донской демагог Агеев и председатель крестьянского съезда, бывший ссыльный и эмигрант Мазуренко.
От предложения Корнилова, сделанного мне, вступить в состав Совета я отказался.
Участие Савинкова и его группы не дало армии ни одного солдата, ни одного рубля и не вернуло на стезю государственности ни одного донского казака; вызвало лишь недоумение в офицерской среде.
В силу общих неблагоприятных условий и отсутствия подлежащей управлению территории, деятельность Совета имела самодовлеющий характер и в жизни армии не отражалась вовсе. К тому же в недрах самого учреждения создались совершенно ненормальные отношения, о которых один из членов Совета пишет: