Очертя голову, в 1982-й (Часть 1)
Шрифт:
Котов крепко спал, зажав в кулаке презерватив. Бумажник лежал под матрасом.
Бесконечные котовские гастроли ставили Марину в положение неопределённости. Она чувствовала — то необъяснимое и притягательное, что связывало их уже почти полгода, отдалялось от неё всё дальше. За эти гастрольные месяцы они провели вместе в общей сложности не больше недели. Если бы Котов хоть один раз честно поговорил с ней о планах на будущее, всё было бы по-другому, но Дима всякий раз увиливал от такого разговора.
За Мариной давно ухаживал надёжный и порядочный
Котов звонил ей на днях из Гродно и оставил номер своего гостиничного телефона. Марина отыскала в справочнике код и набрала номер.
— Дима, это я.
— А, привет! Завтра, завтра уже вылетаем.
— А потом?
— Потом две недели по Уралу. Очень хорошее предложение; пока сезон, надо работать.
— Дима, ты меня любишь?
— Глупый вопрос.
— Ты не хочешь на мне жениться?
— Ну, Марина, — заныл Котов упавшим голосом, — опять ты начинаешь…
— Прощай, Дима.
Марина повесила трубку, выкурила сигарету, снова набрала номер, но уже другой.
— Кирилл? Да. Да. Хорошо. Хорошо, сегодня я к тебе приеду.
Майор Кизяк сидел за столом в своём кабинете, обхватив руками взъерошенную голову, и смотрел в одну точку. За последнее время он сильно изменился — побледнел, вокруг глаз образовались тёмные круги, лицо изредка подёргивалось нервным тиком.
Дела зашли чересчур далеко: в обмен на похищенные документы проклятый Ливинштейн требовал выдать ему полный список осведомителей, вращающихся в рок-н-ролльной среде. Но тогда, в случае разоблачения, Александру Сулеймановичу грозило уже не служебное расследование (которое наверняка поручат Зубову, а его методы хорошо известны), а достаточно приличный срок в спецзоне.
— Майор Кизяк — к полковнику Ежову! — раздался в селекторе голос дежурного офицера.
У майора похолодело в животе, обрывки мыслей закружились, словно в калейдоскопе.
— Присаживайтесь, Александр Сулейманович, присаживайтесь, очень неважно выглядите. Вы здоровы? Супруга ваша в порядке?
— Всё хорошо, товарищ полковник.
— Вы поработали с Ливинштейном?
— Так точно.
Последовала пауза.
— Кизяк, мне тянуть вас за язык?
— Он отказался.
— Та-ак.
Ежов встал из-за стола и прошёлся по кабинету.
— Доложите, как обстоят дела в вашем отделе.
— Агент Странник довёл ценную информацию. Пятнадцатого августа в Киришском лесопарке будет организован несанкционированный рок-фестиваль. Наш
— Это интересно. Вероятно, там соберётся давно интересующая нас публика. Вовремя оцепив местность, мы сможем наконец поставить на учёт все эти отбросы. Сколько мы платим Страннику?
— Тридцать за каждую разовую информацию.
— Хорошо. Выпишите ему премию и вплотную займитесь этим делом.
— Разрешите идти?
— Да. Кизяк! Имейте в виду, что от успеха зависит ваше будущее. Идите.
Вернувшись к себе в кабинет, Кизяк сел за стол и, в отчаянии глядя прямо пред собой, взъерошил волосы.
Душным вечером «Форт» прибыл, наконец, в Ленинград. Дима взял такси и вскоре был у себя дома. Квартира его с некоторых пор преобразилась: в большой комнате поблёскивала новая мебель, в спальне появились японская стереосистема и видеомагнитофон. В баре всеми цветами радуги переливались бутылки с разнообразными очертаниями.
Котов достал «Белую лошадь», плеснул на американский манер на дно стакана, сделал глоток. Поднял с пола телефонный аппарат, накрутил диск.
— Марину можно?
— Алло, это Кирюша? А она уже вышла, к вам поехала. Вы что же, на даче будете до самого понедельника?
— Какой Кирюша?
— Ой, это вы, Дима… Нету, нету дома. Вы уже сами с ней поговорите.
Дима повесил трубку, поставил телефон на место и закрыл глаза.
Вдруг выяснилось, что в понедельник «Форт» должен выступить на отборочном туре для участия в большом телевизионном конкурсе. Самое неприятное было в том, что играть нужно было живьём, без фонограммы. Об этом выступлении Марусин узнал только в день приезда, и оба выходных ансамбль провёл в изнурительных репетициях. Лисовского и Осипова уговорили отыграть «в самый последний раз».
Играть вживую все уже порядком разучились, звучание было довольно таки поганое. Особенно отличался Котов, играл он просто безобразно, и Марусин смотрел на него очень нехорошо. На этих репетициях Котов ещё не понял, но уже почувствовал, что его музыкальная карьера близится к концу.
В понедельник выступили для комиссии, довольно паршиво. Их включили в программу, но, совершенно очевидно, только благодаря заслугам Марусина. Для телевидения нужно было записать новую фонограмму, поэтому ближайшие дни предстояло безвылазно провести в студии.
В первый же день на запись вместе с Марусиным пришли трое молодых людей, у одного из которых, высокого худощавого юноши в очках, была отличная басовая гитара «Фендер».
— Ваша смена! — бодро сказал Марусин Вадику и Андрею. — Если обещал, держу слово. Познакомьтесь и поработайте вместе несколько часов, что-нибудь подскажите новичкам. Закончим фонограмму — отметим ваш уход на заслуженный отдых. Жалко расставаться, но и принуждать не умею.
Котов растерянно смотрел то на «Фендер», то на Марусина.