Очевидец Нюрнберга. 1945-1946. Воспоминания переводчика американского обвинения
Шрифт:
Некоторые молодые люди беспокоились, нет ли в них скрытого гена этнического или расового фанатизма, и хотели знать способ нейтрализовать врожденный порок.
– Может, американцы по своей природе отличаются от немцев?
– Тут я не специалист, – сказал я, – но вряд ли. Люди реагируют и взаимодействуют со средой, в которой живут. Здоровое и открытое общество поощряет в людях лучшее, а репрессивный и авторитарный политический режим поощряет худшее. Вы можете стать невосприимчивыми к фанатизму и ненависти, если поймете, что произошло в нацистской Германии, и не позволите этому повториться.
У этих молодых немцев было больше общего с моими американскими внуками, чем с тем гарделегенским мальчиком,
Они до сих пор спрашивают себя, не попадутся ли они на удочку еще какого-нибудь фюрера?
Я вдруг задумался над вопросом, которого они не задали мне, но который высказала вслух моя жена Барбара после нашего первого приезда в Гарделеген. Барбаре было очень неловко сидеть в церковном общественном центре на глазах у сотни с лишним немцев, среди которых были нацисты и многие были детьми нацистов. Но в тот же день она встретилась и с тем, кто рисковал всем, помогая моим родителям. «Интересно, вступились бы за меня мои друзья здесь, в Соединенных Штатах, если бы для этого им пришлось рискнуть средствами к существованию, судьбой своих детей, а может, и чем-то большим?» – спросила Барбара. Это вопрос о самой сути диктатуры, когда государственная власть карает порядочных граждан. Если бы пришел новый фюрер, у кого бы хватило мужества сопротивляться?
Я слышал, как американцы говорят: «Если бы я был в нацистской Германии, я бы постоял за друзей, я бы не позволил издеваться над ними!»
Правда?
Ты защитил бы своих друзей в обществе, где власть контролировала суды и прессу, где только нацисты могли издавать газеты и где людей сажали в тюрьмы и даже казнили за то, что они слушали иностранные радиопередачи? Где ты рисковал возможностью зарабатывать на жизнь и безопасностью, если не проявлял ненависти и не унижал тех, кого объявили врагами государства? Где власть могла бросить тебя в тюрьму или в огненную печь за то, что ты не антисемит и ксенофоб, или просто за вопрос, куда делись твои соседи?
Куда бы ты обратился за поддержкой? К политической партии? Но их не было, кроме НСДАП. В суд? Там остались только нацистские судьи и юристы. В церковь? Церковь молчала. Защитники угнетенных или просто сомневающиеся сами были не в лучшем положении: голые люди перед лицом вооруженных латников.
Я не хочу сказать, что нравственное мужество было невозможно. При нацистах сравнительно небольшое число людей шло на реальный риск, потихоньку пытаясь всего лишь остаться порядочными, как говорил Манфред Роммель. Больше десяти тысяч немцев рисковали своим имуществом, судьбой детей и самой своей жизнью, чтобы помочь жертвам Гитлера. В обширных материалах Нюрнбергского
А что же миллионы немцев посередине между двумя полюсами: злобными нацистскими вождями и редкими поборниками нравственного добра? Зло нельзя защищать, но надо понимать, что зло может быть навязано народу, у которого не осталось возможностей сопротивляться. Там, где правит деспотия, порядочность умирает. Подавляющее большинство немцев пошло за Гитлером после того, как он добился неограниченной власти, дал работу безработным и обещал стать спасителем Германии. Германия казалась неуязвимой, и люди превозносили его. Они пошли за Гитлером, веря, что идут к победе, хотя на самом деле их любимый фюрер вел страну к неизбежной, невообразимой гибели, – и когда они поняли, каков он, было уже слишком поздно, и у них не было сил устранить его.
В Гарделегене, как и везде в Германии, многие до появления Гитлера носили синие рабочие рубашки. Когда он пришел к власти, некоторые надели черные и коричневые рубашки СД и СС, а потом серые мундиры вермахта, чтобы стать гордыми солдатами. После войны восточные немцы надели красные рубашки, когда пришли Советы, и, наконец, белые рубашки и галстуки, как их западногерманские собратья, когда объединение страны принесло им благополучие и покой. Изменились ли они внутри? Какую рубашку они наденут? Есть ли отличие между ними и молчаливым, часто послушным большинством остального мира?
После моего последнего визита в Гарделеген и разговора с этими смышлеными и любознательными подростками я задал себе вопрос, которого не задали мне они. Если бы Гитлер не был антисемитом или если бы я не был евреем, как бы я повел себя в нацистском Гарделегене? Подростком я жалел, что не могу вступить в гитлерюгенд. Мои бывшие друзья шагали под марши и пели бодрые нацистские песни, ходили в походы – они ковали тело и развивали ум ради славы Германии. Соблазнило бы меня вступление в гитлерюгенд? Поверил бы я Гитлеру, когда он заявил, что Польша напала на Германию, что Франция и Англия объявили войну Германии и что он вторгся в Советский Союз только ради того, чтобы тот не успел напасть на Германию? Сумел бы я понять, что песня, собиравшая немцев под флагом, «Германия превыше всего», на самом деле означала «Долой всех остальных»?
Я мог бы ошибиться. Очень легко утверждать, что ты отказался бы надкусывать отравленное яблоко. Если бы я был арийским мальчиком в Гарделегене, возможно, я бы пошел за Гитлером и наверняка лежал бы мертвым в русских степях. Или если бы я пережил войну, будучи взрослым арийцем, я бы всю жизнь раскаивался, что был одним из пособников Гитлера.
Ирония моей судьбы в том, что Гитлер избавил меня от этих искушений и этой участи. Главным образом благодаря предприимчивости матери я не стал жертвой гитлеровской расправы с немецкими евреями. Наоборот, с отъездом из Германии в 1938 году Гитлер и его нацисты открыли передо мной море возможностей и приключений, в котором я не растерялся и добился успеха. Во мне воспитали те общечеловеческие ценности, которые я сохранил на всю жизнь.
Теперь, на покое, я получил совершенно неожиданный шанс поделиться тем, что я понял о тирании, ненависти и предрассудках, о благах свободы и демократии под защитой мудро написанной конституции и о человеческом братстве. Сейчас у меня есть друзья во всем мире, даже в Гарделегене, моя жизнь сложилась удивительно удачно по сравнению с тем, что было бы, если бы Гитлер никогда не существовал.
На официальном интернет-сайте Гарделегена мы с братом Хэлом в числе двух из пяти его почетных граждан за последние два века. Но кое-кого там проглядели. Благодаря Гизеле Бунге гарделегенцы смогли узнать о своем прошлом и построить лучшее будущее. Я считаю ее самым почетным гражданином города.