Очевидный выбор
Шрифт:
– Да, Элеонора.
Не могу поверить, что он только что это сделал.
– Нет, Дана сейчас не может говорить, она в душе.
Отдаленно слышу её голос и снова возникает желание спрятаться куда подальше.
Брови Шона взлетают вверх, он переводит взгляд на меня.
– Да, сегодня вечером мы свободны. – говорит он, и я больше не могу стоять на месте.
Со всех ног бегу в ванную и закрываю за собой дверь. Нет. Нет. Нет. Слышу, как Шон чертыхается, а следом дергает ручку двери.
– Дана,
Нет. Я в жизни не открою эту дверь. Пусть идет с моей матерью сам, куда хочет. Я не выйду отсюда.
– Не будь ребенком!
– Мне незачем с ней встречаться! – кричу я в ответ. – Ничего нового она мне скажет.
– Ты не можешь вечно избегать её. Она же твоя мать. Не съест же она тебя.
– Ты прекрасно знаешь о наших с ней отношениях! Да черт возьми, ты всегда был рядом, когда мы ссорились!
– Они с твоим отцом в Париже всего на два дня. Ты не можешь просто взять и вычеркнуть родителей из своей жизни.
Зарываюсь лицом в свои ладони, прекрасно осознавая, что тень Элеоноры Эдвардс всегда будет преследовать меня.
Думай, Дана, думай. Она не сможет испортить тебе жизнь за один вечер. Ты ей не позволишь. Ты больше не та маленькая девочка. Теперь ты далеко от неё. В Париже, с Шоном. Он прикроет тебя. Как всегда это делал. Он прав. Правильно?
– Ну же, Дана.
Всего один вечер. Они ведь твои родители. Ты больше не маленькая девочка. У тебя есть работа, есть парень. Ты справишься.
Стиснув кулаки, открываю дверь. Шон внимательно изучает меня.
– Я буду рядом. – наконец говорит он, и я верю ему.
4
Шон крепко держит меня за руку, когда мы входим. Туфли на высоком каблуке слегка жмут, а черное платье с высоким воротником сдавливает шею, так что мне все время приходится его поправлять. Я выпрямила волосы, как сказал мне Шон, подвела глаза. Но даже со всеми этими усилиями, я уверена, что не смогу угодить Элеоноре Эдвардс. Мысленно готовлюсь к её всевозможным недовольствам.
Ноги дрожат, когда я вижу своих родителей за самым дальним столиком у окна. От нервов к горлу подкатывает тошнота. Наверное, даже хорошо, что я сегодня ничего не ела.
– Элеонора. – улыбаясь говорит Шон, отпуская мою руку, и я чуть ли не падаю, теряя ощущение опоры.
Мама встает вместе с отцом, и они оба жмут Шону руку. Затем очередь доходит до меня.
– Дана. – кивает мне отец и садится за стол.
Мама вскользь оценивает мой наряд, и только потом её глаза находят мои. На лице появляется сдержанная улыбка.
– Привет, мам. – говорю я, как можно непринужденнее, но внутри все сжимается.
– У тебя что-то с телефоном? – спрашивает она, присаживаясь на место напротив отца за круглым столом.
Мы
– Нет, а что? – мои глаза устремляются в окно перед собой.
– Я пыталась дозвонится тебе весь день. – она поправляет приборы на столе так, чтобы они были идеально ровные, прям как её короткие волосы. Инстинктивно я выпрямляю спину, делая глубокий вдох.
– Я была занята.
– Чем же, позволь узнать?
– Проходила собеседование.
– Весь день?
Я не отвечаю. Но это и не нужно. Потому что стоит поднять на нее глаза, как я читаю разочарование на ее лице. Чтобы я не ответила, это не удовлетворит ее, как обычно. Поэтому я просто пожимаю плечами.
Официант приносит нам меню, и мы делаем заказ.
– Шон, как тебе жизнь в Париже? – интересуется Элеонора.
– Прекрасно. – улыбается Шон. – Компания быстро расширяется.
– Твой отец, наверное, гордится тобой. – вдруг говорит папа.
Ричард Эдвардс – лучший хирург на всем западном побережье Соединенных Штатов.
– Не знаю, – честно отвечает Шон. – он всегда хотел, чтобы я работал на него. Но я рано понял, что инвестиции – это не мое. – усмехается он, и на лице отца появляется улыбка.
Боже, если ты меня слышишь, пусть еду несут быстрее, молю я про себя. Но официант лишь приносит бутылку вина и разливает ее по бокалам. Алкоголь тоже сойдет, спасибо.
– Мы частенько видимся с ним. – продолжает Ричард. – Думаю, нам всем стоит в августе съездить в Ниццу отдохнуть, как считаешь?
– Было бы неплохо.
Черт, надеюсь, я подхвачу какую-то инфекцию или обо мне просто забудут, вот прям, как сейчас. Даже неделя с моими родителями вызывает зуд на коже.
Я делаю внушительный глоток вина и тут же замечаю неодобрение на лице мамы. Отлично, теперь, она наверное думает, что я еще и алкоголичка. Делаю еще глоток, осушая бокал полностью. Затем беру бутылку, но Шон перехватывает её и сам наливает мне.
Спустя, как мне кажется, целую вечность приносят горячее. Родители увлечены рассказом Шона о его работе, так что даже не замечают меня. И во мне теплится надежда, что так оно и останется, но вдруг мама делает глоток вина, и спрашивает:
– А чем ты занимаешься пока Шон на работе?
Отпиваю еще из своего бокала, чтобы протолкнуть кусок мяса.
– Работаю официанткой. Буквально сегодня устроилась в новый ресторан. – сухо отвечаю и пью еще, чтобы перед глазами наконец расплылось разочарованное выражение на лице матери.
– И что, ты всю жизнь собираешься быть прислугой?
Сердце больно сжимается, а я вместе с ним.
– А почему нет? График неплохой. А если улыбаться, как ты меня учила, так еще и щедрые чаевые оставляют.