Очищение Духом

Марычев Никита Михайлович

– Об этом я знаю, – ответила Ривелсея. – Но хотя бы водой на обратную дорогу вы снабдите? Или нет?

Мужчина усмехнулся.

– Быть может, быть может. Там видно будет. Но ты не думай, у нас редко отбраковывают сразу, обычно слабые отступают во время испытаний, а некоторые не выдерживают посвящения. Ты сама как думаешь, примут тебя или нет?

Ривелсея подумала и твёрдо сказала:

– Примут.

– Самоуверенность твоя, конечно, велика, девочка, но как бы она не была чрезмерной. Когда она подкрепляется поступками, то превращается в мощь, а если не подкрепляется – в гордость. Сильных у нас любят, а гордых нет. Каждый ценится по своим делам. Запомни это, девочка, запомни.

Ривелсея

снова вспыхнула, но на этот раз ничего не сказала. Она почему-то чувствовала, что этот человек во всех отношениях сильнее её. После некоторой паузы ратлер добавил:

– Ну что же, пойдём со мной, я отведу тебя в твоё временное жилище. Я также думаю, ты не откажешься, если тебя как следует накормить и привести в порядок. Впрочем, я лишь должен отвести тебя в дом для прибывающих и доложить о тебе в Совет. Иди за мной и не отставай. Идти-то, надеюсь, можешь, или тебе лучше помочь?

У Ривелсеи по-прежнему стучала сила в висках и несильно кружилась голова, но, несмотря на это, она сказала:

– Смогу. Пойдём.

И они пошли. Пройдя под аркой, Ривелсея попала в какой-то особенный мир. Или, по крайней мере, в какой-то особенный город. Такого идеального порядка она не видела нигде. Всё вокруг было выложено одинаковыми голубоватого цвета плитами, между которыми не было даже малейшей щели. Весь город лежал строго в одной плоскости, не было ни бугров, ни низин. Дороги обозначались столбами, стоявшими в две линии с двух сторон. Здания все до единого были квадратными, лишь в центре возвышалось огромное восьмиугольное строение. Деревьев было очень немного, они стояли там, где расходились дороги, и были, судя по всему, каких-то хвойных пород. Нигде не было ни единой пылинки, всё казалось абсолютно чистым, даже не верилось, что так может быть. За столбами проходила узкая полоса газона, на которой росли цветы, синие и фиолетовые, и никаких других. Вообще всё, что было здесь, почему-то имело оттенки синего, реже зелёного, ещё реже – оранжевого и чёрного. Ривелсею это удивило, но она не стала ни о чём спрашивать. Она просто шла за своим провожатым, пока он не привёл её в один из домов. Поговорив минуту с людьми, стоявшими у входа, он сделал ей жест следовать за собой и, пройдя через коридор, указал на дверь.

– Вот здесь будет твоя комната. Здесь будешь жить. Я договорюсь с Советом, тебе назначат время встречи. А пока можешь отдыхать. Тебе есть хочется? Я могу попросить, тебя накормят.

– Спасибо, – сухо сказала Ривелсея. – У меня пока есть еда. И если надо, я заплачу за неё.

Он опять взглянул на неё своим особым взглядом.

– Гордая ты всё-таки, девочка. Ну ладно, я пойду. Можешь отдыхать. Меня зовут Генрес. Запомни на всякий случай.

Ривелсея ничего не ответила. Она не желала говорить с этим человеком, он был ей слишком неприятен. Когда он вышел, она закрыла за ним дверь и заперлась на ключ. Из большого графина, стоявшего на столе, она с жадностью выпила всю, до последней капли, воду, и сразу же, повалившись на кровать, заснула. Во сне она видела бесконечно разгорающееся и угасающее золотое сияние. То ли её мозг до сих пор не мог отрешиться от впечатлений бесконечного перехода через пустыню и испепеляющего солнца, то ли была другая причина, но это видение не покидало её целые сутки, а она проспала именно столько, и даже на два часа больше. Проснулась она нельзя сказать чтобы бодрой, но, по крайней мере, гнетущая усталость не давила больше на неё.

Стоило ей открыть дверь, как через минуту в комнату заглянул человек. По счастью, это был не тот, который выводил её из себя и которого она уже не помнила как зовут, а какой-то другой. Он внёс большой кувшин с водой и забрал пустой.

–

Вы проснулись? – спросил он. Голос его был хоть и не сказать, чтобы мягкий, но всё же вежливый. – Вы, наверно, поесть желаете?

– Желаю, – сказала Ривелсея и выложила на стол из рюкзака синеватую монету. – Принесите чего-нибудь, желательно поскорее.

Вошедший посмотрел на неё удивлённо.

– Зачем так много?

– Я здесь буду долго жить, вам придётся много раз меня кормить. Этого хватит месяца на два-три, потом я ещё доплачу, – сказала Ривелсея.

– Вообще-то, здесь всё оплачивает Совет. Проживание, еду, всё остальное. У нас живут будущие ратлеры или те, кто мог бы ими стать. Поэтому платить не обязательно. А впрочем, давайте, – сказал он, видя, что Ривелсея не собирается убирать монету, и аккуратно засунул её в карман своей зелёной рубашки.

– Может, вам ещё что-нибудь будет угодно? – спросил человек более тёплым голосом, какой приобретает любой, когда ему дают просто так много денег.

Ривелсея улыбнулась.

– Мне будет угодно всё, что нужно человеку, проведшему две недели в пути. Вымыться, привести себя в порядок, постирать одежду. Но сначала, конечно, поесть.

– Да-да, конечно, – сказал человек и вышел.

Ривелсея тем временем оглядела комнату. Комната вполне нормальная. Кровать, стол, кресло, шкафчик для одежды, синеватые обойчики на стенах, голубой потолок, персиковый ковёр на полу того же оттенка, что и кофточка Ривелсеи. Эта однотонность уже заинтересовала девушку. Когда прислужник вернулся с тарелкой и кружкой, она сразу спросила его об этом, поскольку больше спросить ей было некого.

– Что? Вы разве не знаете? – ответил тот. – Синий и фиолетовый – цвета разума. Зелёный – цвет новой жизни, оранжевый – стремительности, чёрный – мощи. Кстати, заранее вам скажу: у нас под запретом алый и белый. Лучше не надевайте ничего такого. Могут быть проблемы. Да и вообще красное не носите. Так лучше будет.

– Можешь за меня не опасаться, – сказала Ривелсея. – У меня нет ни одной вещи названных цветов. Я и сама не люблю ни белый, ни чёрный. А красный-то почему нельзя?

– Красный – цвет войны, цвет силы. А белый – это пустота. Я сам-то не философ, я в тонкостях не разбираюсь. Это у членов Совета спрашивайте, они всё точно объяснят. Я лишь предостерегаю, чего лучше не делать.

– Спасибо, я поняла, – сказала Ривелсея, придвигая к себе тарелку. – Побудь здесь, мне скучно есть одной. Ты сам-то не голодный?

Лицо прислужника озарилось улыбкой.

– Люди моей профессии редко бывают голодными. Я – разносчик блюд и повар.

– Понятно, – сказала Ривелсея, вонзая вилку в кусок мяса. – Расскажи что-нибудь, пожалуйста. Я ведь ничего не знаю. Кстати, ты сам-то ратлер?

– Я-то? Нет. Да я и не стремлюсь. Мне и так нормально.

– Погоди, но почему же ты здесь? Ведь здесь живут только ратлеры?

– Ну нет, не совсем так. Мои родители были ратлерами оба. Поэтому меня и не стали отсюда выгонять. А теперь ко мне уже привыкли. Говорят, я лучше всех умею жарить грибы и делать салаты из них.

Ривелсея подцепила гриб, засунула его в рот и спустя секунду кивнула.

– Да. В этом тебе не откажешь, – с улыбкой сказала она. – Готовишь ты хорошо. А вот скажи, ты знаешь, как посвящают в ратлеры?

– Точно не знаю. Но знаю, что это сложно и очень тяжело. Многие не выдерживают. Очень многие. Остаются только те, у кого воля сильнее страха. Но таких мало. Мало кто способен победить свой страх. Именно такие люди становятся ратлерами. А вообще-то мне уже пора идти, – сказал он, когда Ривелсея закончила обедать. Он быстро и аккуратно собрал всю посуду и поспешно направился к двери.