Очищение тьмой (сборник)
Шрифт:
– Почему же там, на пруду, он не прикончил Анатолия Зудова с его азербайджанцами?
– Думаю, что, если бы он обнаружил тело сына в раздувшемся брюхе дохлой коровы, не раздумывая кончил бы всех. Но этого не случилось, никто не стал осматривать падаль. Повезло убийцам Степана. Впрочем, ненадолго. Не стрелял Хутаев на пруду еще и потому, что не успел получить «добро» от столичной общины на решительные действия.
– Соблюдал, значит, субординацию?
– Со своими – да. А едва наши местные мафиози ослабили бдительность, их тут же сожрали. Просто поразительно, как легко местное бакланье позволяет себя подмять! Не говоря уже о смирном обывателе.
Фрейман шутку принял неохотно, постно улыбнулся.
– Этих, кроме пули, ничего не остановит. Так что, я, вступившись за девушку, только раздразнил зверей. Сколько людей пострадало ни за что! Но ведь я и подумать не мог, что эти подонки, встретив сопротивление со стороны старика, всей стаей кинутся на слабых и беспомощных.
– Хозяевам жизни все позволено. А наше куцее законодательство, устаревшее еще до рождения, не позволяет так, как следовало бы, пощипать перья этим горным орлам. Вот они и набирают высоту. А система все эти годы делала все, чтобы человек жил разобщенно, оберегая только свою шкуру. Соседа хоть режь, только меня оставь в покое. Если есть чем, я еще и откуплюсь. А все остальное – так, чушь, благие намеренья.
– Те самые, которыми дорога в ад вымощена?
– Об этом и речь, Майкл. Именно туда. Какое, к бесу, возрождение духовности, если старикам и больным жрать нечего, если кладбища загажены, а церкви порушены? В ноги кланяемся каждому, кто кусок бросит… Вы знаете, чем Мамедова кормила своих питомцев – там у нее, кроме нутрий, еще и норок с полсотни? Безотходное производство на базе похоронного бюро. Большая выдумщица: гробы шли обратно в реализацию, одежда покойных – в комиссионный, золотишко также не пропадало. Ну, а все остальное – на ферму. Инициатива помимо главного Дела в этой семье не поощрялась, но и не возбранялась. Прогорел, попался – выпутывайся сам, но семью под удар не ставь.
– Ох, Алексей, тошно слушать, с души воротит.
– Нежный, однако у вас, американцев, желудок. Советские покрепче. Но в Баланцево наворочено такого, что и самых крепких передернет… А ведь еще совсем недавно жили мы вроде и недалеко от столицы, но как в сонной провинции. Иным казалось – скучновато, а сейчас многие с сожалением вспоминают это время. Пропаганда пропагандой, но, когда приезжие захватили не только рынок, но и множество других сфер жизни города, я поймал себя на мысли, что, кажется, начинаю понимать, какие чувства движут белыми экстремистами в Америке. Бог им судья, с их методами, но цели их я понимаю. Я тоже хочу, чтобы мои соотечественники спали спокойно.
– Вам, Алексей, проще, у вас семьи нет.
– Зато информации о положении дел более чем достаточно. Как с пригорка – далеко видно. Ненависть – скверное чувство. Но почему должны безропотно молчать те, кого ограбили, избили, унизили, лишили человеческого достоинства?
– Кто бы подумал? Подмосковный милиционер, разделяющий взгляды клана!
– А какие бы у вас были взгляды, если бы вам, Майкл, предложили привести невесту в закут в общежитие? И в это время известная вам Алия Этибаровна, работая в ЖЭКе, такие проблемы щелкает как семечки. Никакой волокиты! К одинокому пенсионеру, проживающему в отдельной квартире, с официальным визитом являются работники ЖЭКа. «Квартира ваша, дедуля, нуждается в капитальном ремонте. Временно придется пожить в другом месте. Переезд, конечно, оплачивает
– Кого не возьми – все умельцы.
– Подобная история случилась не так давно и с одной старушкой…
– Ну, по-видимому, теперь все следует расставить по местам.
– Тут уже ничем не поможешь. Пожилая женщина переезжать отказалась. Одинокая и больная, она имела неосторожность проживать в неплохой квартирке, которая, по ее мнению, ни в каком ремонте не нуждалась. А документы на нового хозяина были уже на подходе. В общем, тело старушки нашли в залитом водой подвале вместе с немудреными пожитками. Ее собачка – крохотная облезлая болонка – в первые дни выла от тоски и голода, потом стала глодать труп…
– Все, все, Алексей, это уже чересчур…
– Стоит послушать, Майкл, чтобы не совсем запамятовать, чем пахнет наша действительность.
– Не стоит меня тыкать носом, как богатого туриста. Я ведь родился здесь и приехал сюда не на день-другой. У меня бизнес, и я на него крепко рассчитываю.
– Майкл, оставим это. Ну что, в самом деле. Я в страховом бизнесе не большой знаток, но и на свет не вчера появился. И поэтому прекрасно понимаю, что уехать в те годы, не имея родственников, да еще не в Израиль, а в Америку, была, мягко говоря, та еще задачка. Требовалась мощная поддержка, существует она и сейчас, судя по тому, как на месте и вовремя вы оказались в Баланцево, а следом – люди из отдела по борьбе с межрегиональной преступностью, растянувшие сеть под балконом, откуда бросился Лобекидзе. Тут не надо быть ясновидцем… – Тищенко умолк, потирая подбородок.
Фрейман неожиданно широко улыбнулся, закинул руки за голову:
– Ты, видно, вообразил, что тут задействован Интерпол? И напрасно. Они полицейских акций вовсе не осуществляют, их дело – информация, координация. Остальное – в романах.
– Ну, спасибо, просветил. Уж мне ли не знать, какое ведомство занимается чисткой милиции… Я, Майкл, может, и ошибаюсь, но мне в конце концов безразлично, что за контора за тобой стоит. Комитет, не комитет… Был бы человек человеком.
* * *
Страницы истрепанной общей тетради пожухли. Неровно исписанные размашистым мужским почерком, они говорили не только о вещах обыденных, но и о таком, что не укладывалось в голове. Разного цвета чернила и паста, в двух местах появлялся даже карандаш; почерк менялся в зависимости от времени и настроения писавшего – все говорило о том, что немало времени и событий отделяют первую и последнюю страницы. И события эти были в большинстве своем горестные, раз за разом ломавшие человеческую судьбу.
Тищенко выборочно просматривал листки, перечитывал по нескольку раз. Хотя мог уже и не возвращаться к ним: такое не забывается.
…Пропал Шурик. Что с ним могло случиться?.. Сам ушел, или – подумать страшно – кто-то увел его? Но я не слышал, чтобы у нас детей похищали. Зачем? Выкуп? Я бы и отдал все что угодно за малыша моего, но ведь нечего. Кому мы нужны? Бред какой-то. Верю, Шурик жив, надо искать, искать, не останавливаться. Жена к бабке бегала, та ворожила – да, жив. Как же так вышло, что спохватились мы только к вечеру, не почуяли неладное сразу? Не было бы тогда всего этого кошмара…