Очищение. Том.2. Душа
Шрифт:
Ушинский показывает дальше, что уверенность естественников в том, что, говоря о материи, они говорят о материи, есть логическая ловушка, потому что при этом они находятся внутри понятий, принадлежащих сознанию, и никуда за пределы сознания не выходят. Это позволяет ему приступить к разговору о природе сознания.
«Материя есть все, что подлежит нашим чувствам, а так как, по воззрению материализма, сознание есть только общее имя для всех наших ощущений, то материя есть нечто подлежащее нашему сознанию. Признав же сознание за материю и подставив равное вместо равного, выйдет, что материя есть то, что подлежит материи. Дело не продвинется вперед,
Но, может быть, мы называем материею то, что подлежит только нашим пяти внешним чувствам, отделив сознание от внешних чувств? Тогда, определив сознание, как материю, мы скажем, что сознание подлежит одному из пяти наших чувств. Но так как самые эти чувства суть только двери в сознание, то усиливаться уловить сознание пятью нашими чувствами, все равно что усиливаться ввести дом в его собственные двери» (Там же, с. 217–218).
Этот разбор логической ловушки завершается простым и естественным наблюдением над наукой.
«Если мы обратимся теперь к тому понятию о материи, которое дается нам естественными науками, и разберем его, то придем тоже к очень странному заключению. Мы увидим, что та оке самая физика, которая определяет материю как нечто подлежащее нашим чувствам, другою своею гипотезою, совершенно для нее необходимою, опровергает это определение, доказывая, что чувства наши имеют дело не с материей, а с силами, действующими вне материи, и что, таким образом, самый субстрат этих сил— материя— вовсе недоступна нашим чувствам, и что эта материя, сделавшаяся девизом целой философской школы, есть не что иное, как предполагаемая гипотетическая причина совокупности тех или других сил в одном месте, гипотетическая причина локализации сил» (Там же, с. 218).
А далее он показывает те несуразности в поведении естественников, которые ощущают естественным для себя говорить о том, что между телами как в микро, так и в макромирах, действуют некие невидимые силы, но тут же затравливают любого, кто попытается сказать это про людей.
«Если месмерист говорит нам, что один человек может действовать на другого за сотни верст каким-то наитием, без всякого материального прикосновения, и угадывает желания его без электрической проволоки, то мы совершенно справедливо называем месмериста шарлатаном и фантазером. Но если астрономия говорит нам, что бездушные массы небесных тел, отделенные друг от друга громаднейшими пространствами, входят между собою в деятельное и разумное соотношение тоже без всякого материального соприкосновения, то можем ли мы не признать в этом великого, хотя непостижимого факта науки?» (Там же).
Я опускаю дальнейший разбор материализма и физики, сделанный Ушинским, и перехожу к его собственным рассуждениям. Начинаются они с вывода из предыдущего разбора.
«Сообразив все сказанное, кажется, можно прийти к заключению, что если мы не знаем, что такое дух и сознание в существе своем, то точно так же мало знаем мы и о том, что такое материя, да еще едва ли и не менее, как это увидим ниже. Определять положительно сознание материей все равно, что определить один икс другим иксом. Все, что мы можем сказать, разобрав психологическое образование этих двух наших представлений, сознание и материя, так это только то, что они взаимно отрицают, и в то же время взаимно предполагают друг друга, как в алгебре плюс и минус: материя есть то, что останавливает наше сознательное чувство движения, как мы показали это выше, а сознание есть то, что чувствует себя измененным
Из этого бесспорного утверждения следует, что сознание не может так уж принципиально отличаться от материи — у него должна быть возможность с ней взаимодействовать, чтобы сознавать ее. Соответственно, и материя должна иметь некие переходные свойства к сознанию. Очень похоже, что Ушинский прав, называя словосочетание материя-сознание всего лишь антитезой, то есть способом говорить об одном и том же.
Если принять эту точку зрения, тогда естественно принимаются и все его последующие рассуждения.
«Не так легко показать отношение между понятиями: сознание, душа и дух.
Сознание относится к душе, как тело к материи. (Это значит, сознание есть вещество души! — АШ).
Но, без сомнения, слово «душа» образовалось раньше слова «сознание», хотя человек чувствовал свое сознание и употреблял слово я прежде, чем изобрел слово "душа".
Он приписал чувство сознания гипотетическому существу— душе, точно так же, как свойство сопротивления сознательному движению — приписал телу, а общее свойство тел — материи. Следовательно, слово сознание мы будем принимать как противоположность слову материя; слово душа как противоположность слову тело, словом же дух означим собрание тех свойств, которыми душа человеческая отличается от души животных» (Там же, с. 225).
Вот собственная психология Константина Дмитриевича Ушинского. Марксисты вовсе не зря подозревали его в том, что он считает душу некой самостоятельной сущностью. Но при этом правы и те, кто считал, что он двигался в сторону естественнонаучного понимания души.
То, что вы видели, показывает, что он действительно хотел понять, что такое душа, а не взять на веру утверждения Науки или Религии. Он искал, и он остался ищущим, поэтому он ничего не утверждает. Душа для него остается «гипотетическим существом», что вовсе не значит, что он сомневается в ее существовании. Весь ход предыдущих рассуждений показывает, что это не выражение его убеждения, а стремление говорить лишь о том, что он может доказать.
Поскольку он не может привести бесспорных доказательств существования души или Духа, он соглашается называть их «гипотетическими существами». Но это лишь затем, чтобы противоположная сторона тоже отбросила революционно-террористическую категоричность и перешла к научному способу поиска истины в споре.
Ту же самую осторожность в выражениях сохраняет Ушинский и в главном труде своей жизни — знаменитом трехтомном учебнике педагогики «Человек как предмет воспитания». Первый том он выпустил в 1868 году, а третий так и не успел завершить. Книга эта, по существу, является учебником педагогической психологии и очень много говорит о строении нервной системы. Из этого и делали вывод, что Ушинский был почти человеком естественнонаучного мировоззрения. Нет, он просто давал учителям знания о современном состоянии науки.
Но когда он говорит о душе, не стоит принимать его осторожность в высказываниях за сомнения в существовании души. Это не высказывания, это рассуждения, которые он здесь не может развернуть и поэтому изрядную часть оставляет за текстом. При этом, если быть внимательным, он не говорит здесь ни о душе, ни о ее природе, он говорит лишь о ее взаимодействии с нервной системой.
«Отношение, в которое душа поставлена к нервному организму, составляет одну из величайших тайн творения, которая, возбуждая сильнейшее любопытство в человеке, остается для него непостижимою, хотя человек, так сказать, живет посреди этой тайны и каждым своим действием, каждою своею мыслью решает на практике задачу, неразрешимую для него в теории.