Очищение
Шрифт:
Баронет появился бодро спускаясь по ступеням и вежливо поздоровался с бароном и Андре Норре. По правилам он ничего не мог сказать майору. И он даже не порывался этого сделать. Спокойно он выслушал правила. Так же спокойно кивнул, соглашаясь с ними. Единственное попросил барона обеспечить интимность так сказать этой «встречи». Барон кивнул разумности и попросил стражу и гвардию подняться на стены, а не торчать во дворе.
После того как установили разметку и объявили стрелкам занять свои места, каждый из дуэлянтов подпалил фитиль от поднесенных им секундантами факелов. Наблюдая
– А что будет, если они промахнуться? – спросил он у стоящего рядом конюха.
«Мастер конюшен» уже не сердился на мелкого недотепу и последние два дня даже хвалил его усердие. А потому он ответил спокойно и с легкой усмешкой:
– Могут прекратить дуэль, могут продолжить.
– А если одного ранят? Не убьют, а только ранят?
– Тоже самое. – Отозвался конюх.
– А может быть такое, что оба помрут?
– Ага. – Кивнул конюх, не отрывая взгляда от действия.
– Вот хорошо бы было! – проговорил Питер и получил несильный подзатыльник.
– Глупости не говори.
Во всем замке, наверное, только Ингрид не наблюдала, пусть даже скрыто, за этой дуэлью. Но она не спала. Она сидела на кровати, обняв колени, скрытые ночной рубашкой и что-то шептала сама себе. Любой взглянувший на нее в тот момент подумал бы, что она молится. Но не так как учил ее отец Марк, теперь готовящийся отдать жизнь за ее простенький знак симпатии. И кажется не тому… А по-своему. Так как она научилась сама в детстве. Она обращалась к Неведомому не униженно умоляя, а словно почти на равных разговаривала с ним. Он был старше ее и мудрее. Он был добрее ее и сдержанней. И он милостиво отвечал на ее вопросы и просьбы. Если бы у кого-то была возможность заглянуть в этот разговор девушки с ее фантазией, то он был бы очень удивлен. Несказанно удивлен.
– … Ну, пусть тогда победит отец Марк! Он же Твой слуга! Он столько лет служил Тебе! – словно у своего отца что-то требовала Ингрид.
– Нет. Все люди даже те, кто служит Мне, служат лишь себе.
– Он восемь лет помогал людям!
– Нет, он восемь лет помогал себе. Забыть прошлое. Очистится от гнева ко Мне. Он ведь ненавидит меня.
– Неправда! Он и меня научил любить Тебя!
– И потому ты молишься не на коленях и требуешь, а не просишь? – в голосе собеседника послышалась незлая насмешка.
– Это так важно? – смутилась девушка готовая хоть немедленно встать на колени.
– Нет. Это не важно. Важно чтобы ты понимала, ВСЕ, что Я делаю, несет смысл и само по себе является смыслом. И, если должен умереть баронет, это не потому что я его не люблю. Это не так. И не потому, что он не любит меня…
– Так он умрет!? – чуть не заплакала девушка.
– Я этого не сказал.
– Зачем ты издеваешься надо мной! Я-то, что тебе сделала плохого!
– Тебе лишь кажется, что я издеваюсь. На самом деле я просто еще ничего не решил. И не твои уговоры заставят меня принять решение. Скорее я именно поступлю наоборот. И ты со временем поймешь почему.
– Но как тогда? Отчего это…!? – утирая ненавистную слезу, спросила
– Только оттого… готов он или нет.
– К чему!? – продолжала надрывать душу себе баронесса.
Ответа долго не было. Очень долго. Прошло не меньше нескольких минут растянувшихся в вечность, прежде чем Ингрид услышала:
– Не сейчас. Не сегодня. Через века, мне понадобится такой как Он, чтобы стать моей дланью очищающей людское море от ила и грязи. И его душа должна быть готова жечь и убивать. И не смотря на то, что он НИКОГДА не получит моего прощения, он не будет злым. Наоборот. Доброта его сердца и станет тем препятствием, через которое ему придется каждый раз переступать. И лишь, если его душа, не смотря ни на что, не очерствеет, я призову его и потом. И буду звать его из пучин ада, отбывающего наказание, чтобы учинить очищающий Ад на земле. Он не слуга Ангела Несущего Свет. Он Мой слуга… но так надо.
Внизу раздались выстрелы и слезы уже ничем не сдерживаемые хлынули из глаз девушки. Она закинула голову и зарыдала.
И плачем наполнилась не только комната баронессы. Звуки ее рыданий, словно ручеек воды по ступеням спускались все ниже и ниже пока не достигли уха, вошедшего в холл барона. Испуганно он прислушался к этим звукам и, не медля ни секунды, бросился наверх.
Ворвавшись в комнату дочери, он бросился к ней и крепко прижал к себе. Гладил ее по спине и что-то говорил, а девушка все больше и больше плакала, разрывая себе и отцу душу. В клочья, в лоскутки.
Только когда она смогла чуть успокоиться, Ингрид расслышала успокаивающие слова отца:
– … аленькая, все же хорошо… все хорошо. Все будет просто отлично. Ты еще не знаешь. Я знаю! Верь мне. Верь мне и никому больше. Я знаю, что все будет хорошо. Я и перед этой дуэлью все знал. Бог никогда не оставлял Энихов и он обязательно кого-то прислал бы, чтобы избавить нас от этого убийцы. И когда пастор пришел сюда… я все понял. Бог послал своего слугу, чтобы избавить нас с тобой от этого зла. Все теперь будет хорошо… Ничего не бойся.
Девушка ничего не понимала, а спросить у нее не доставало сил. Она еле удерживалась, чтобы снова не сорваться в громкий плачь. Какие уж тут силы на вопросы.
Чуть отстранив от себя дочь, барон взглянул в ее зареванное лицо и сказал:
– Ну, вот как такую некрасивую я выдам замуж!? Ну, все… давай улыбнись! Ты прекрасна, когда улыбаешься.
На пороге комнаты появился Питер и, обращаясь к барону, громко сообщил:
– Там прибыли люди вашего брата и королевская стража, господин барон. Их много! Очень много! Они готовы хоть сейчас идти в город. И отец Марк говорит, что поведет их!
Мгновенно позабыв о дочери, барон поднялся и, проходя мимо Пита, легонько ударил того по затылку:
– Он не отец Марк. Он баронет Роттерген! Еще раз услышу, уши лично надеру!
Ингрид утерла слезы о маленькую подушечку и спросила когда, отец вышел. Чересчур радостно спросила:
– Так Марк жив!?
Покачав головой, мальчик грустно вздохнул и сказал:
– А чего с ним станется? Он же слуга божий!
– А майор!?
– Наповал… – хмыкнул мальчик и показал себе на лоб.