Одд и Ключ времени
Шрифт:
— Письмо тебе! — раздалось из-за двери. — Отворяй, несносный старик!
Квиртт, конечно, узнал голос и теперь разыгрывал спектакль. Когда он открыл дверь, крикнув ради эффекта пару ласковых, то в облаке пара обнаружил стоящего на пороге огромного бородатого старика. Рядом в снег были воткнуты широкие сосновые лыжи, сложив которые вместе можно было получить недурных размеров лодку. Стало понятно, как по такому снегу добрался до хижины почтальон. А уж силы, похоже, ему было не занимать.
— Грузз, чтоб тебя! Ну и напугал ты меня, старый черт! Входи.
— Боязливый ты стал не
Пес притих и снова улегся под скамьей.
— Письмо тебе, — сказал названный Груззом, оглядывая комнатушку на предмет, куда бы сесть.
Огромный почтальон был знаменит на всю округу. Его боялись даже орки, не говоря уже об обычных разбойниках, иной раз забредавших в долину и леса вокруг нее. Волки бежали за горизонт, лишь заслышав его запах. Грозен и силен был почтальон Грузз. И не было в долине надежнее способа отправить весточку родне или передать соседу посылку из соседней деревни. Грузз был единственным, кого орки ребенком дважды пытались утащить в шахты, но оба раза он отбивался от них голыми руками, а одного даже зашиб насмерть, сделав потом из него страхолюдное чучело. «В деда пошел, долгих ему лет, старому волкодаву», — говорила про него бабка, вытирая щеки упитанному карапузу полутора лет от роду, взнуздавшему хряка во дворе.
— Редко мне пишут, не признал поначалу. Мог и пса спустить. — Март неодобрительно поднял ухо: связываться с этакой горой он точно не собирался даже за ужин своего хозяина. — Сюда садись, выпей чаю, — Квиртт указал на скамью, под которой расположился Март, чем последнего вовсе не порадовал. Пес торопливо выбрался на середину комнаты и глухо зарычал, для приличия стращая оккупанта.
Где-то среди завываний ветра далеко-далеко раздались едва слышные хлопки и прокатился гул, словно кто-то двигал мебель под полом. Ни пастух Квиртт, ни почтальон Грузз, занимавший почти половину комнаты, не обратили на него внимания, увлеченные разговором, с удовольствием попивая горячий чай с медом. Только пес поджал уши и хвост и заскулил, глядя вверх.
— Чего там, глупая псина? Хорош мед у старика Жжу, хорош… — протянул Квиртт.
— Угу, — пробасил Грузз. — Хорош чудо как.
— Слышал, ходил ты в пещеры на орков?
— Ходил, — снова пробасил Грузз. — Да застрял там в одном месте, стыдно сказать. Так и простоял, пока наши обратно не пошли. Великоват я для таких дел, неловко мне под землей. И не молод уж. Ну да и с меня польза была: я собой весь проход перегородил. Сколько тварей этих наружу бежало, столько и полегло. Я их больше кулаком. Не люблю всякое оружие. Ни к чему мне.
Старый пастух посмотрел на гостя: этому точно можно с голыми руками на войну ходить. Кулачищи у почтальона были каждый с телячью голову.
Вдруг пес забился в угол и завыл по-волчьи. Пастух насторожился. Снаружи явно что-то происходило. Теперь уже и Грузз замер, прислушиваясь и вертя огромной бородатой головой. Гул нарастал, а на столе зазвенели чашки.
Не успел Квиртт разинуть рот, чтоб сказать, как на хижину с грохотом что-то обрушилось, стены со скрипом зашатались, а в печную трубу посыпался снег, затушив угли.
— Никак
Двери в деревенских домах всегда открывались внутрь на такой вот случай: если завалит снегом, то как-никак откроешь ее и выберешься. Но тут навалило столько, что за зиму не откопаться… Крыша заметно просела, грозя обвалиться внутрь.
Квиртт и Грузз по очереди рыли слежавшийся горный снег, но так и не выбрались на поверхность. Пес прятался под лавкой и только тяжело дышал, прислушиваясь ко всем шорохам. Зато овцы чувствовали себя превосходно: вокруг было темно, тихо и полно свежего сена — это ли не жизнь? Часть овчарни обрушилась, завалив черного племенного барана, который слыл страшным драчуном и скандалистом. О нем никто в стаде не стал жалеть.
Так их и нашел Лишайник: старики в темноте пили холодный чай и рассказывали друг другу истории про свою молодость.
На вершине горы еще долго стоял Харкан, рассматривая дело рук своих. В этот день он дал из своих хранилищ по горшку с какой-то тайной смесью — всего сто горшков сотне безмозглых орков. Они должны были разойтись по вершинам гор, окружавших долину, забраться поглубже в снег на склонах и одновременно поджечь фитили. То, что самих орков разорвет в клочья, Харкана совершенно не волновало.
Все было сделано, как он велел, и Яттерланд за минуту скрылся под огромной снежной лавиной.
— Всякого можно было придумать, но чтобы долина погибла так?! — возмутился Крокк. Он ходил вокруг костра кругами, вертя в руках ключ, большой, медный, от своего сарая, не в силах успокоиться и сосредоточиться на чем-то.
— Кто-то, конечно, выжил. Но деревни, судя по тому, что мы видим, снесло. Жители ушли. Как думаешь, какой сейчас год? Сколько лет прошло с тех пор, как ты попал в деревню, Лишайник?
Тролль хрустнул суставами огромных лап и надолго задумался.
— Как думаешь, он живой там? — Крокк осторожно постучал тролля по плечу палкой. Никакой реакции.
— Да. Подожди. Лишайник считает.
— Пока он считает, пройдет еще сто лет и ему придется начинать заново! — кипятился Крокк.
Клюпп с хрустом вгрызся в большое зеленое яблоко и приступил к процессу тщательного пережевывания. В этот период он был вегетарианцем. Маленький орк последовательно испытывал на себе разные диеты, сам придумывая их правила. Одду едва удалось его отговорить от диеты, основанной на белках: ловить их было изуверски трудно, к тому же страшно жаль убивать таких милых и пушистых зверьков.
— Пушть шшитает, — прошамкал Клюпп, набивая рот остатком яблока. В его случае фрукт исчезал в два укуса. — Это очень вафно.
Компания устроилась на ужин. На всякий случай тролля сверху прикрыли куском парусины — толку от этого не было никакого, поскольку тот никогда не мерз (а также не дышал, не потел и ел только раз в год), но было как-то недружелюбно не поделиться с ним одеждой. Через полчаса он превратился в гротескную статую, иметь которую у себя в саду не захотел бы даже отъявленный чудак.