Одень свою семью в вельвет и коттон
Шрифт:
Когда мистер Поуп посмотрел на него непонимающим взглядом, отец засмеялся и перевел свои слова:
– Я сказал: «Добрый вечер, брат».
– А, ну да, – сказал мистер Поуп, – братства ведь греческие.
Он усадил нас на диван и спросил, желаем ли мы чего-нибудь выпить. Колы? Пива? Я не хотел истощать драгоценные кока-кол ьные запасы Тэда, но не успел отказаться, как папа сказал, что, конечно, мы выпьем по стакану того и другого. Заказ прокричали наверх по лестнице, и через пару минут спустилась миссис Поуп, неся жестяные банки с напитками и пластиковые стаканчики.
«Ну, здрасьте», – сказал папа. Это было его стандартное приветствие в адрес красивой женщины, но я был уверен,
«Итак, – сказала она, – я слышала, вы были у стоматолога». Она просто пыталась завязать разговор, но из-за ее носа слова звучали как оскорбление, будто мне только что поставили пломбу и я искал кого-то, кто заплатит за нее.
«Именно у стоматолога, – сказал мой отец. – Кто-то попадает тебе камнем в зубы, и, признаться, зубной кабинет – это, по-моему, первое место, куда пойдет нормальный человек».
Мистер Поуп воздел руки горе. «Секундочку, – сказал он, – давайте все немного остынем». Он позвал сына, и когда ответа не последовало, поднял телефонную трубку и велел Тэду прекратить трепаться и спуститься вниз как можно быстрее.
Мы услышали шаги на покрытой ковром лестнице, и в комнату с извиняющейся улыбкой влетел сам Тэд. Ему звонил пастор. Игру перенесли. «Здравствуйте, сэр. Вы, наверное…».
Он посмотрел в глаза моему отцу и твердо пожал ему руку, продержав ее в своей ровно столько, сколько требуют приличия. Его рукопожатие, четкое и ясное, как бы говорило: мы решим все проблемы в ближайшее время и Я с нетерпением жду, когда вы проголосуете за меня в ноябре.
Я думал, что без своей компании он будет выглядеть ущербным, как рука, валяющаяся на тротуаре, но Тэд был вполне способен действовать самостоятельно. Наблюдая за ним, я понял, что его популярность не случайна. В отличие от нормального человека, он обладал сверхъестественным даром делать людям приятно. Он не использовал подхалимаж или неуклюжее виляние, чтобы соответствовать требованиям людей. Наоборот, казалось, что он, подобно уитменовскому идеалу человека, имел в себе всего понемножку. Не задерживая внимания на его атлетических данных, можно было легко заметить его изысканные манеры, уверенность, игривый энтузиазм. Присутствие Тэда добавило уверенности и его родителям, так что, когда он занял место рядом с ними, они развели скрещенные ранее ноги и сели ровнее. При других обстоятельствах мой отец восхитился бы им, может, даже назвал бы его сынком, но дело касалось денег, и папа себя сдерживал. «Ну, хорошо, – сказал мистер Поуп. – Теперь, когда все действующие лица в сборе, я надеюсь, мы сможем прояснить картину. За исключением палок и камней, мне кажется, что все сводится к маленькому недоразумению между друзьями».
Я опустил глаза в ожидании того, как Тэд исправит отца: «Друзья? Вот с этим?» Я рассчитывал услышать смех и знаменитое хрюканье Тэда, но он молчал. И этим молчанием он завоевал меня окончательно. Маленькое недоразумение – именно так оно и было. Как же я раньше этого не понял?
Главной целью стало спасение моего друга, и поэтому я заявил, что сам подставился под стремительно летящий камень Тэда.
«На кой черт он бросался камнями? – сказал мой отец. – И во что он их бросал? «
Миссис Поуп насупилась, тем самым показывая, что
«Господи, парень, должно быть, полный идиот!»
Тэд клялся, что никуда не целился, и я поддержал его, сказав, что так делали все мы: «Как во Вьетнаме или еще где-то. Это был всего лишь огонь по своим».
Мой папа спросил меня, что я вообще могу знать про Вьетнам, на что мама Тэда скривилась и сказала, что мальчики многое об этом узнают из теленовостей.
– Вы не понимаете, о чем говорите, – произнес в ответ мой отец.
– Моя жена имела в виду… – начал было мистер Поуп.
– Да чушь все это.
Все трое Поупов обменялись многозначительными взглядами, словно проводя короткое телепатическое совещание. «Этот человек сумасшедший, – гласили дымовые сигналы, – доставляет слишком много неприятностей окружающим».
Я посмотрел на отца, мужчину в грязных шортах, который пил пиво из банки вместо того, чтобы налить себе в бокал, и подумал: тебе здесь не место. Точнее сказать, я решил, что из-за него и мне там не было места. Пустые высказывания на греческом, лекции по приготовлению собственного бетона, склока по поводу оплаты дурацкого счета у стоматолога – мало-помалу это вливалось в мою кровь, лишая меня природной способности ублажать остальных. Сколько я его помню, он всегда убеждал нас, что мнение окружающих не имеет значения: их суждения – бред, пустая трата времени, чушь. Но оно имело значение, особенно когда окружающими были эти люди.
«Ну что ж, – сказал мистер Поуп, – я вижу, это нас ни к чему не приведет».
Мой отец засмеялся: «Ага, вы абсолютно правы». Это звучало как прощальная реплика, но, вместо того чтобы встать и направиться к выходу, папа откинулся на спинку дивана и водрузил банку с пивом себе на живот: «Никто отсюда никуда не идет».
В тот момент я был более чем уверен, что мы с Тэдом представили себе один и тот же мрачный сценарий развития событий. Жизнь идет своим чередом, а мой грязный и бородатый отец продолжает сидеть на диване в «комнате для развлечений». Пришло бы Рождество, друзья Поупов приехали бы к ним в гости, а хозяева бы с горечью предлагали им занять свободные стулья. «Не обращайте на него внимания, – говорили бы Поупы. – Рано или поздно он пойдет домой».
В итоге семья Поупов согласилась оплатить половину счета за корневой канал. Но не из-за того, что они посчитали это справедливым, а потому, что хотели от нас избавиться. Иногда дружба возникает на основе общих интересов: вам обоим нравится дзюдо, походы или какой-то способ приготовления сосисок. Иногда формируется в союзе против общего врага. Покинув дом Тэда, я решил, что наша с ним дружба будет, наверное, относиться к последнему типу. Мы бы начали ворчать по поводу мо его отца, а потом понемногу перешли бы к сотням других вещей и людей, которые действуют нам на нервы. Я представлял себе, как он говорит: «Ты ненавидишь оливки – я тоже их терпеть не могу!»
Но оказалось, единственным, кого мы оба ненавидели, был я сам. Вернее, я себя ненавидел. И это не могло вызвать даже малейшего стремления к общению. На следующий день после встречи я подошел к Тэду в столовой, где он сидел на своем обычном месте в окружении своих обычных друзей. «Слушай, – сказал я, – прости за эту фигню с моим отцом». Я подготовил целую речь, содержащую пародии, но к тому времени, как я закончил свое вступление, Тэд повернулся и продолжил разговор с Дугом Миддлтоном. Наши лживые показания, поведение моего отца, даже бро сок камня не имели значения: я был настолько ниже его по положению, что это даже не обсуждалось.