Одержимость шейха
Шрифт:
— Вы трахались, — перебиваю никчемную речь брата, удивляясь тому, как спокойно мне дались эти слова.
И это не был вопрос, на что Фейсал спустя мгновение утвердительно кивает, явно боясь моей реакции, однако добавляет:
— В итоге мы перебрались в мою комнату, чтобы не потревожить тебя, мой милый братец, а на утро моя постель оказалась пуста. Я даже не вспомнил бы, как она выглядит под давлением похмелья, но потом рыжуля снова явилась ко мне… — брат раздосадованно разводит руками, — ну, а дальше ты все знаешь.
Знаю, Фейсал, знаю. Но так даже лучше. Мне нужна эта ненависть, чтобы воспротивиться своей потребности в этой девушке.
Я больше не задаю никаких вопросов и ему не позволяю,
Упав в кресло, я позволяю себе представить, как мой брат брал ее. Как Джансу отвечала ему и как после всего этого смотрела на меня невинными глазами. Как с алых губ лилась ложь. Ведьма в обличье невинной праведницы. Она не моя, и теперь ей могут пользоваться все. Досадно.
Запустив пальцы в волосы и запрокинув голову, начинаю массировать болевые точки. Устал. Не хочу больше об этом думать и все равно думаю, а потом внезапно в груди все переворачивается, потому что что-то не сходится… и в тоже время все пазлы складываются в единое целое.
Со слов прислуги, разбита ваза. Ссадина на лице Фейсала и порез на ладони Джансу. Так же было донесено, что Фейсал продолжил пить вино на патио с парой моих наложниц. Они это тоже подтвердили на праздновании, когда обхаживали всех гостей и его в том числе, томно отшучиваясь насчёт веселой ночи, одновременно разливая гостям вино и вновь договариваясь с младшим эмиром о ночных потрахушках. Не знаю, почему я придал значение их болтовне, слушал и почему-то не упускал из вида. Не зря ведь? Правда, тогда я не знал версии Фейсала. Сейчас, когда есть общая картина, я ощущаю себя обманутым и полным идиотом. Вдобавок теперь мне требуется еще один разговор с рыжей ведьмой. И на этот раз она скажет мне правду. Кто-то из них врет мне. И я узнаю, кто это.
С этими мыслями выхожу из кабинета и устремляюсь в комнату Джансу, вот только, переступив порог, не застаю ее там. Практически мгновенно загораюсь беспомощной яростью, пока не слышу бормотания, доносящиеся с балкона.
Облегчение охлаждает вмиг накалившиеся нервы, но, как только бесшумно приближаюсь к своей цели и вижу, как опасно она стоит на краю балкона, в груди тут же все переворачивается от ощущения какой-то потери. Незнакомая мне боль разливается под кожей и собирается где-то в глубине, прежде чем я срываюсь с места и пускаюсь к девушке.
Испытываю желание придушить стерву от одной только мысли, что она решила сбежать от меня подобным способом. Но будь я проклят, если позволю ей.
Вижу, как Джансу всю трясет, и в следующее мгновение уже хватаю за талию, чувствуя под ладонями дрожь. Мечется из стороны в сторону, напуганная и потерянная. Даже крикнуть у нее не выходит, она лишь судорожно хватает ртом воздух, будто только что вынырнула из-под воды.
Придушу, придушу ведьму. Достану из-под земли. Даже не замечаю, как ладонью обхватываю тонкую шею и заставляю смотреть мне в глаза. А когда сталкиваюсь с глубоким отчаянием на дне погасших нефритов, одним движением вжимаю ее дрожащее тельце в свою крепкую грудь, не убирая руки с ее напряженного горла. Но я ослабляю хватку, позволяя ей проталкивать в легкие так необходимый им воздух.
— Отпусти меня… — сипло слетает с подрагивающих пухлых губ, а следом и ее глаза заволакивает мутной пеленой слез.
Как бы я этого хотел, вырвать вместе с корнем и сжечь в костре, чтоб больше не смогла околдовать меня. Превратилась пеплом и исчезла, вот только буря, надвигающаяся в груди, заставляет меня желать совершенно другого.
— Я бы и сам хотел этого, — собственный голос кажется чужим, царапает горло, пока я сжимаю в руках сводящую с ума огненную валькирию.
— Если ты не веришь мне, — шипит зараза прямо мне в губы, — то покончи
Глава 16. Заставь меня забыть
Проклятье, за жалкие секунды член наливается кровью. Становится таким жестким, что я чувствую, как он болезненно пульсирует от возбуждения, явно мечтая оказаться на месте моего языка, который прямо сейчас с рычанием врывается в ее сладкий рот.
Я с такой ярой потребностью вгрызаюсь в мягкие губы, одновременно сдавливая хрупкую шею, что совершенно не замечаю, как она начинает колотить меня маленькими ладонями, требуя остановиться. Еще секунда, и она уже мычит в мой рот, сжав ладони в кулаки, лишь разжигая внутри еще больший огонь, охватывающий каждую напряженную мышцу в моем теле. И это чувство настолько всепоглощающее, что через мои гневно дышащие ноздри буквально вырываются электрические искры, воспламеняя все вокруг. До мельчайших молекул. Сжигая последние куски кислорода, только мне плевать, я дышу ей. Пожираю и проглатываю все, что она мне дает или, напротив, пытается забрать. Крышу сносит от огненной ведьмы.
Очередной удар вынуждает меня оторваться от Джансу, прежде чем мое рычание заглушает ее жадный и громкий вздох. А за ним еще один. Еще. Еще и еще.
Она так быстро дышит, отчаянно цепляясь за мои руки, что мне хочется окончательно сдавить ее горло в своих ладонях. Услышать хруст и запить это сумасшествие ее болезненным стоном. Последним. Чтобы освободиться от чар, которыми она окутывает мой мозг.
Часто моргая, совершенно ошарашенная происходящим, она наконец натыкается на мое искажённое жаждой лицо и замирает. Каменеет в моих руках, с трудом хватая ртом воздух. Растерянная. Напуганная. С горящими глазами, переливающимися черно-зелеными бликами, подобно змеиной шкуре на солнце. С раскрасневшимися щеками и проклятыми губами, которыми я снова хочу овладеть, и это приводит меня в ярость. Потому что мой рассудок накрывает каким-то безумием рядом с ней. Я практически перестаю принадлежать себе. И даже напоминание о том, что она грязь, не помогает протрезветь от желания и отпустить ее.
— Я ненавижу тебя за то, что ты делаешь со мной, — слова вылетают из меня раскаленными стрелами, и я еще крепче впиваюсь пальцами в ее нежную кожу.
— Так избавься от меня, — провоцирует ведьма, не отрывая от моего рта колдовского взгляда, и я с трудом удерживаюсь от желания встряхнуть ее, как чертову куклу и бросить на пол.
— Признайся мне, что ты трахалась с моим братом, и я сделаю это, — припечатываю раздраженно. — Не сомневайся.
Открывает рот, но тут же закрывает его. Жаль, что ненадолго.
— Я больше не собираюсь перед тобой оправдываться, — шипит, гневно царапая мои кисти, а глазами умоляя меня ослабить хватку, только я игнорирую эту мольбу. И уже через мгновение в этих же глазах среди ужаса и страха разгорается раздражение, сменяющееся злостью. — Ты больше не напугаешь меня, — ее голос начинает дрожать от подступающих слез, но она отчаянно подавляет их, в то время как я испытываю дикую потребность закрыть ее глупый рот поцелуем, но каким-то образом удерживаюсь от греха. Сгорая от того, какие необратимые процессы вызывают у меня в крови ее слова, будто каждый сантиметр моей кожи высекают смоченной в кислоте плетью. — Не сейчас, так завтра я спрыгну с этого балкона. Ни завтра, ни послезавтра я не достанусь ни тебе, ни твоему брату. Никому. Я лучше сдохну, чем позволю вам обращаться со мной…