Одержимость. Переворот в сфере коммуникаций GE

Лейн Билл

Мы работали и работали над этим посланием 95-го года, я даже потерял три килограмма за эти недели; и моя жена уже затянула песню о том, что она мать-одиночка, потому что я слишком поздно возвращаюсь домой.

И вот наконец мы оказались на финишной прямой. Теперь наше общение выглядело так:

– У вас здесь точка с запятой, лучше тире.

– Джек, тире не подойдет. Их и так слишком много.

– А мне хочется тире.

Потом война за местоимения:

– Каждый из менеджеров компании должен использовать их интеллект

на сто процентов.

– Так не говорят, Джек. Надо сказать свой интеллект.

– А я хочу их.

– В нашем письме не должно быть ошибок. Я знаю, что так говорят многие из ваших коллег, политики, разные идиоты на телевидении, потому что им кажется, что так короче, но это неправильно.

Джек рассердился:

– Ну хорошо, тогда переделайте так, чтобы можно было вообще не употреблять свой.

– Ладно.

И я буквально на цыпочках хожу вокруг каждой грамматической ловушки. Это была война на поражение.

64. Безупречный годовой отчет

Когда Ларри Боссиди объявил о своем уходе из GE, Уэлч признался мне, что расстроен и подавлен. Но уже в понедельник утром он был в прекрасном расположении духа и рассуждал, что уход Ларри чреват для него тем, что двенадцать предприятий будут временно подчиняться непосредственно CEO.

И пока мы просматривали вновь и вновь послание к 550 высшим руководителям, вдруг пришли к тому, что включили в него эту самую фразу: «В обозримом будущем целых двенадцать компаний будут непосредственно подчиняться CEO».

Вдруг возникла пауза: Уэлчу не понравилась расплывчатая фраза.

– Что значит «в обозримом будущем»?

Мне не хотелось останавливаться на этом, так все хорошо шло, и я сказал:

– Год-полтора или два. – Так я представлял себе обозримое будущее.

– Хорошо.

Мы продолжили дальше.

Меня чрезвычайно радовало, когда мы начинали вдаваться в тонкости, такие как расстановка тире, двоеточий, употребление местоимений. Это означало, что включился желтый свет, то есть мы уже приблизились к тому, чтобы отдать письмо Джека в печать.

Мы сделали последний вариант письма!

Мы приступили к созданию этого шедевра две с половиной недели назад, когда Джек вернулся с очередного заседания в «Бока-Ратоне» в приподнятом настроении от хороших дискуссий, большой заинтересованности со стороны 550 менеджеров высшего звена. Он был под впечатлением от того, что услышал за обедом на поле для гольфа, был доволен отзывами о его заключительном слове как о лучшей и наиболее волнующей части его выступления.

Меня вызвали в конференц-зал. Через некоторое время вошел Уэлч, держа в руках желтый блокнот с текстом своего выступления в «Бока-Ратоне» и какие-то разрозненные записи и статьи, а также записки с идеями, которые ему присылали и которые его ассистент Розанна хранила

весь год.

– Как дела?

– Прекрасно.

– «Бока» прошла великолепно. Какую же команду нам удалось создать! Невероятный боевой дух!

– Да. Это потому, что мы все становимся более состоятельными.

– Мое заключительное слово прошло хорошо, – сказал он скромно. – Сколько времени оно заняло?

– Пятьдесят минут.

Уэлч съежился, посмотрел как смущенный мальчишка, сжался еще больше. Видя его досаду и разочарование, я выждал пару секунд и сказал:

– Не так уж и долго. – Затем добавил: – И было просто потрясающим.

Это было правдой.

Мы приступили к работе. Джек кружил по залу, постоянно запихивая в рот пластинки жевательной резинки. Жестикулировал, кричал, хватал меня за плечи.

– Великолепно! Потрясающе! А это у вас записано? Про верьте, записали ли? Проиграйте снова! Дайте мне послушать! Да. Да. Именно так. Ничего не трогайте. Отлично.

Как вы находите?

И наконец спросил:

– Хватит для начала? Достаточно? Принесите мне черновик в пятницу днем. Чтобы я мог посмотреть в выходные.

Был понедельник. И я сказал:

– Слишком долго. У меня много другой работы. Может быть, я закончу и принесу уже в четверг?

Джеку понравилась моя честность.

– Хорошо, тогда и увидимся. Спасибо, Билл, – это про звучало очень тепло.

Когда Джек был счастлив и доволен тем, как идут дела, он излучал тепло, подобно электрическому камину.

В четверг в полдень я сидел, запершись в небольшом помещении без окон, которое мы использовали как склад и хранили здесь пропагандистские материалы общества Elfun. Здесь было абсолютно тихо, ничто не отвлекало внимания, даже телефона не было.

Я неистово писал и проклинал сам себя за глупый выпендреж и перенос даты сдачи письма, представляя, как Джек уже спрашивает, где же оно.

Вдруг я услышал пронзительный голос в коридоре:

– Где он? Он там? Где? Здесь?

Дверь распахнулась.

– Что вы здесь делаете? Самое подходящее место для ворчуна, – улыбаясь сказал Джек.

– Да. Я иногда здесь работаю, когда хочу, чтобы мне никто не мешал. Понятно, что не всегда все получается.

– Ну и как идут дела? Что-то уже есть для меня? Должно быть, не очень получается. Я как раз и хотел взглянуть, – произнес он нетипичным для него извиняющимся тоном.

Я буквально вытолкнул его из комнаты.

– Если вы оставите меня часа на три, я принесу вам то, что будет намного лучше последнего черновика.

– Хорошо, до встречи.

Джек вышел за дверь, шутил с секретарями, смущенными, смеющимися и хвастающимися тем, что им удалось меня выследить.

За оставшиеся три с половиной часа я загонял своего секретаря бесконечными перепечатками. А потом послал проект письма с запиской рекламного характера: «Я не стыжусь этого проекта. Я думаю, он очень хороший».