Одержимость
Шрифт:
– Тебе удалось выбраться, – повторил он… гадая, к кому из них двоих обращался. – И ты никогда не вернешься туда.
– Где я была?
Джим шумно выдохнул и мысленно потянулся к пачке сигарет. Но он же не станет курить рядом с ней.
– В нехорошем месте.
– Это действительно был…
В груди зажгло при мысли, что ее бросили в толпу мучимых Девиной.
– Да. Это был Ад.
Сисси задержала взгляд на нем.
– Сколько лет я там провела?
– Эм… не лет. Вовсе нет.
Она задрожала, и, казалось, собралась
– Тогда сколько… десятилетий? Или… веков?
Джим отшатнулся.
– Всего несколько недель.
Она покачала головой.
– Нет, это не может быть правдой. Я была там… целую вечность.
Какое-то предупреждение защекотало его затылок, и он подчинился инстинкту, который велел ему не спорить с девочкой. Гребаная Девина.
– Ты знаешь, что я никогда не причиню тебе вред, – сказал он. – Ты не должна волноваться об этом.
Сисси снова сосредоточилась на нем, ее глаза казались такими древними, он задумался, может, она и права. Может, она провела в той стене целую вечность.
– Я знаю, – ответила Сисси.
Такие простые слова, но они принесли ему столько облегчения, сколько не даст миллион сигаретных затяжек…
Топот маленьких ножек по голым половицам заставил его поднять голову и посмотреть в сторону открытой двери. Когда появился Пес, Джим поклялся кормить маленького приятеля индейкой весь следующий месяц.
– Твоя собака! – закричала Сисси.
Пес принял это за намек к тому, что он умеет лучше всего: забраться на чьи-нибудь колени. Когда он неуклюже запрыгнул на кровать, Сисси раскрыла свои объятия, девочка прижимала мохнатого парня к сердцу, животное льнуло к ней, будто она жила и дышала лишь с одно целью – обеспечивать ему тепло и комфорт.
– На самом деле… – Джим прокашлялся. – Он принадлежит всем.
Она не слышала его, но это нормально. Она бормотала что-то Псу, успокаивала его…. и себя, тем самым.
Джим потер лицо. В своих переговорах с Девиной он не заглядывал дальше сделки… не думал о том, что случится, если Сисси на самом деле вернут назад.
– Ты хочешь есть? – спросил он.
Она не ответила, ее внимание было целиком обращено к животному.
– Я принесу тебе… – Ну, не яйца, это точно. Но может, получится заказать что-нибудь… было еще далеко до полуночи. – Я сейчас вернусь.
Выскользнув из комнаты, он…
Врезался прямо в Эдриана. Ангел стоял в фойе второго этажа, его лицо мрачное, взгляд – острый.
И приподнятая бровь как предвестник понятного комментария: Твоя спальня? Да лаааадно.
– Все не так, – прорычал Джим. – Ради всего святого, она же ребенок.
В ответ вторая бровь поднялась до линии роста темных волос: Ага. Как же.
– Пошел нахрен, Эдриан. Без шуток.
Если ангел хотел что-то там напридумывать в своей голове, то Джим ничего не смог с этим сделать. Он знал границы своих отношений с Сисси… он спас ее и сейчас будет заботиться о ней. Пока все
Вот и все. Он мог зарабатывать на жизнь убийствами, мог нарушить тысячу разных законов в процессе, трахаться со шлюхами и женщинами, ломавшими черепа и убивавшими с закрытыми глазами… но он никогда не спал с девственницами, и уж точно не собирался начинать сейчас.
И сто процентов не с Сисси.
Видит Бог, она и так настрадалась…
Смутно он задумался, почему читает себе лекции на эту тему. Будто что-то подобное могло произойти в реальности.
– Ты хочешь есть? – спросил Джим у ангела. Когда Эд просто качнул головой, Джим пожал плечами и двинулся в сторону кухни, где он оставил свой телефон.
И пока шел, понял, что у Сисси возникнет куча вопросов.
Если ему хватит ума, то он начнет уже сейчас придумывать ответы.
Дерьмо. Это будет чертовски долгая ночь.
Глава 9
Утро – лучшее время для работы.
Кейт сидела в лучах солнца, свет падал на стол для рисования с левой стороны, освещение и близко не могло сравниться с тем, что давала ей лампа. В кристально-чистом сиянии красный цвет на ошейнике шоколадного лабрадора казался ярко-рубиновым, его коричневая шкура – словно бархатной, и радостная зелень травы под его лапами – изумрудной.
Теперь она не страдает от расстройств из-за смены времен года – неважно, насколько порой холодной и длинной была зима на севере штата, январская грусть обходила ее стороной.
Свет также служил предвестником тепла. Хотя не было еще семи утра, и утренняя температура стояла на отметке в сорок градусов [74] , на всесезонной террасе, на которой она трудилась, было тепло как в тропиках, три стены окон от пола до потолка давали ей прекрасный вид на небольшой дворик с кустами и деревьями, на которых набухали почки.
74
По фаренгейту. По Цельсию – примерно 5 градусов.
Слепо протянув руку, она нащупала кружку из нержавеющей стали и сделала еще один большой глоток кофе. Ночью она поспала совсем немного, те двое мужчин кружили в ее голове, в мыслях вертелась их внешность, слова, крупный план тех взглядов, которые они бросали на нее. В конце концов, в пять утра она распрощалась с надеждой на сон и выбралась из кровати, чтобы заварить первый по счету из двух кофейников. К счастью, она нашла облегчение, устроившись в своем мягком кресле.
Снова склонившись над бумагой, она вернулась к рисунку, делая мазки цветными чернилами на глазе щенка, придавая подъем его шоколадной брови, прорисовывая темные реснички и крошечную вспышку серебра вокруг радужных оболочек.