Одержимость
Шрифт:
Огонек в ее глазах мелькнул и снова потух.
– Что ты, мама. Ты всегда была рядом.
– Нет. – Сьюзан сжала в ладонях ее лицо. – Но я постараюсь, очень постараюсь. Наоми… прости меня за этот фильм.
– Все в порядке, мама. Не переживай.
– Я люблю тебя, детка.
– Я тоже люблю тебя.
– Пойду отнесу платье на кассу, пусть его упакуют. А ты пока переодевайся. Потом мы с тобой где-нибудь пообедаем.
Они купили платья, а еще туфли и сумочку, которая тоже искрилась, и лицо Сьюзан вновь осветилось
Укладываясь в тот вечер в постель, Наоми решила, что это был самый счастливый день в ее жизни.
Октябрь выдался холодным, но ясным. Солнечные лучи скользили по оголенным стволам деревьев, озаряя парк осенним светом.
Чтобы порадовать мать, Наоми надела на выпускной не черное платье, а розовое. Свидания она не планировала, но попросила заехать за ней Энсона Чаффинса, своего приятеля и редактора школьной газеты.
И увидела на глазах у матери слезы радости, а не горя, когда они с Энсоном, прежде чем покинуть дом, послушно позировали перед фотоаппаратом.
На Хеллоуин Сьюзан нарядилась фривольной дамочкой. Она специально выбрала этот наряд, чтобы соответствовать Сету и Гарри в их костюмах «плохих парней». Вместе они раздавали конфеты призракам, гоблинам, принцессам и джедаям. Поскольку это был первый раз, когда Сьюзан решила принарядиться, Наоми уговорила Мейсона провести часть вечера дома, а не где-то на стороне, в компании друзей.
– Такое чувство, будто мама порвала наконец-то с прошлым и решила начать новую жизнь.
Мейсон, обряженный в костюм вампира, лишь пожал плечами:
– Хотелось бы верить.
Наоми пихнула его локтем в бок.
– Постарайся не киснуть, потому что я права.
Но она ошибалась.
На третью неделю января, когда все было засыпано тонким слоем снега, Наоми, дождавшись обеденного перерыва, поспешила домой. Энсон отправился вместе с ней.
– Ты вовсе не обязан был меня сопровождать, – сказала она, вытаскивая из сумочки ключи.
– Да ладно, хоть на полчасика сбежать из школы.
Энсон Чаффинс был угловатым, неуклюжим парнем со своими причудами. Но Наоми искренне считала его хорошим редактором и превосходным журналистом. И он как-никак оказал ей любезность, согласившись сопровождать Наоми на выпускной.
Там он слегка поприставал к ней, но без особой назойливости, так что им удалось сохранить приятельские отношения.
Щелкнув замком, Наоми распахнула дверь и впустила Энсона в дом.
– Я поднимусь наверх, прихвачу камеру. Между прочим, мне не пришлось бы за ней ехать, если бы ты заранее сказал, что нужны снимки с репетиции школьного драмкружка.
– Может, я предпочел забыть об этом, чтобы хоть на полчасика сбежать с уроков, – ухмыльнувшись,
За стеклами очков светло-голубые глаза его казались еще бледнее.
Энсон огляделся.
– А колы у вас, случаем, не найдется? Чтоб не уезжать с пустыми руками.
– Конечно, найдется. Помнишь еще, где кухня?
– Помню. Дом у вас что надо. Прихватить тебе баночку?
– Ага, – стащив перчатки, Наоми сунула их в карман пальто.
Энсон глянул на нее со своей фирменной усмешкой:
– А как насчет чипсов?
Закатив глаза, Наоми сдернула с себя шапку.
– Поищи сам. Я скоро вернусь.
– Не торопись. У нас в запасе еще двадцать пять минут. А это что? Твое?
Он подошел к черно-белой фотографии, стоявшей на самом видном месте. Пожилой мужчина дремал в парке на скамье. Рядом с ним спала ушастая собачонка.
– Да. Я подарила ее Гарри на день рождения пару недель назад. И он пристроил ее тут, в фойе.
– Превосходно, Карсон. Просто превосходно.
– Спасибо на добром слове, Чаффинс.
Невольно усмехнувшись – Энсон всех называл по фамилии и просил, чтобы к нему обращались так же, – Наоми заспешила по лестнице наверх.
Тут она с удивлением обнаружила, что Конг сидит у комнаты ее матери. Пес обычно коротал время в спальне Мейсона, а в теплую погоду выбирался через маленькую дверцу во двор, погреться на солнышке или сделать свои собачьи дела в специально отведенном для этого углу.
– Привет, малыш, – потрепав его на ходу, она шагнула было дальше, но Конг заскулил. – Прости, но я буквально на пять минут.
Но пес заскулил снова, заскребся в дверь. Наоми почувствовала, как сердце у нее упало.
– Мама дома?
Неужели светлая полоса все-таки кончилась?
Она-то думала, что мама на работе, с Сетом и Гарри. В ресторане готовился праздничный обед, так что дел было невпроворот.
Приоткрыв дверь, Наоми заглянула внутрь. Занавески плотно задернуты – плохой знак. В тусклом свете она разглядела мать – та лежала у себя на кровати.
– Мама.
На Сьюзан был красный свитер, который они купили тогда в порыве вдохновения, а не рабочая блузка с жилетом.
Конг запрыгнул на кровать – что ему строжайше запрещалось – и вновь заскулил.
Сьюзан даже не шевельнулась.
– Мама. – Шагнув ближе, Наоми включила настольную лампу.
Та лежала без движения. Белое лицо, полуприкрытые глаза.
– Мама! – Наоми схватила Сьюзан за плечо, тряхнула. – Мама, проснись! Проснись же!
Таблетки стояли здесь же, на столике. Нет, не таблетки. Пузырек. Пустой пузырек.
– Проснись! – Схватив мать за руки, она потянула ее на себя. Голова у той качнулась, упала на грудь. Она обняла Сьюзан, потянув с кровати.
Пусть только встанет, сделает пару шагов.