Одержимые бессмертием

Симонова Мария

— Я ждал вас значительно раньше, — начал Наплеков жестким тоном, как бы сразу обозначая, кто здесь командует парадом, а кто — подчиненное лицо, обязанное отчитываться перед ним за опоздание. Не сомневаюсь, что подобный тон был у него профессиональным.

— Знать бы еще, что вы назначили мне встречу, — проворчал я. И добавил, многозначительно посмотрев на часы: — В свое время я пока укладываюсь.

— И сколько же у вас имеется времени? — С этими словами Наплеков плеснул себе в бокал коньяку «Д-р Гранж» из початой бутылки. Мне он выпить не предложил, демонстративно подчеркивая разницу между собой — одним из столпов власти, полубогом по здешним понятиям, и мною — парией, местным уроженцем, обязанным трепетать от счастья уже от того, что меня удостоили визита в апартаменты божества и личной беседы с ним. Не очень умно с его стороны было

проводить со мной подобную тактику, будь это действительно тактикой — министр при самом искреннем желании не мог бы вести себя иначе, это было выше его сил, презрение из него так и перло. Меня его кичливость мало задевала. В любом случае, я все равно не стал бы с ним пить.

— Времени у меня в обрез, уважаемый, — сказал я. — Так что желательно перейти к делу.

— Не скрою, мне было интересно на вас посмотреть, Ричард Край, — сообщил он мне. Осчастливил. — А кроме того, задать вам пару вопросов. Во-первых… — Тут он прервался, чтобы приложиться к бокалу. Не иначе как для храбрости коньяк лакает: вон уже четверть бутылки уговорил в ожидании. Что значит принять должность по наследству. Тоже мне, руководитель органов безопасности! Эстет хренов! Алкоголик!

Отставив недопитый бокал, Наплеков неожиданно резко продолжил:

— Какие вы мне можете дать гарантии, что после операции сдержите свое слово?

— Никаких, — честно признался я, пожав плечами. — При успешном завершении операции вы просто прибудете в назначенное место, где вас встретят мои люди. Я со своей стороны могу обещать, что через семь часов вас высадят вблизи Купола целым и невредимым. Да, и, разумеется, бессмертным — соответственно нашему договору.

— Понятно, — кивнул он, скроив скептическую мину. Я оценил его скепсис, но добавить к сказанному мне было абсолютно нечего: хочешь получить вечную жизнь, ничего не поделаешь — придется тебе заключить договор без гарантий, основанный единственно на честном слове местного парии. Он продолжил: — Тогда еще один вопрос… — По правилам равного диалога между уважающими друг друга партнерами следующий вопрос был за мной, и я не преминул бы его задать. Однако Наплеков, заметив, что я собираюсь его перебить, сделал останавливающий жест рукой, заверив милостиво: — А потом я отвечу на все ваши. Надеюсь, что вы будете со мной откровенны. (Непонятно, с какой стати он рассчитывал на мою откровенность, так демонстративно презирая меня. Ну да ладно, пускай рассчитывает.) — Мой вопрос касается тех двоих бессмертных, которые, как вы утверждаете, находятся у нас в Куполе…

— А вы это отрицаете? — перебил-таки я.

Он раздраженно поморщился:

— Да, их было двое. Но сейчас речь не об этом…

— Прошу прощения, но, если вы еще не поняли, речь именно об этом, — заявил я резко. Он здорово ошибался, если рассчитывал получить от меня в ответ на свое презрение привычную ему подобострастную вежливость. — Не сомневаюсь, что вы их отсканировали и знаете, что для меня это ключевой вопрос. Если ваши живодеры убили женщину, то дальнейший диалог между нами не состоится. — Я не собирался похищать у них Грабера: я мог просто потребовать вернуть этого предателя, пригрозив им нападением на Купол. И угроза его убийства меня бы при этом не остановила — особенно в свете возможной гибели Жен.

— Да никого я не убил, — скривился он. — И не отсканировал. Потому что со сканированием у нас возникли проблемы. Об этом я и хотел вас спросить: вы поставили им блокирующую программу, делающую их мозги «непрозрачными» для ментоскопирования?

Не убил — это уже хорошо. Очень хорошо. Идем дальше. Сомневаюсь, что министр до конца понимал значение заданного им вопроса: я никогда не слышал о программе, способной полностью заблокировать мозг человека для считывающих устройств. Вряд ли об этом знали на Ч33 с ее отсталыми технологиями, когда даже в метрополии специалисты не могли считать себя в курсе последних открытий в данной области. Но я-то знал, что Грабера и Жен никто в этом плане не обрабатывал. Стало быть, их «непрозрачность» являлась следствием их бессмертия?.. Тогда Наплеков, не подозревая о том, помог мне сейчас сделать небольшое открытие. О чем я ему, разумеется, не торопился сообщать.

— Да, я поставил им блокаду. Кое-что из новых разработок, — небрежно соврал я. — На всякий случай учтите, что у меня и моих людей в мозгах стоят такие же заглушки. Итак, к моему вопросу…

— Спасибо. Учтем, — перебил он, опуская руки на подлокотники.

Прежде чем до

меня дошел смысл этого многозначительного «учтем», мой позвоночник пронзила острая боль. Мозг выдал экстренные команды: «Вскочить!!! В „бросок“!!!» Но мой безотказный живой механизм — тело — этих команд не выполнило: я его как будто потерял, перестал ощущать, хотя и мог видеть себя — обездвиженного, бессильно раскинувшегося в мягком предательском кресле. Еще я мог воспринимать звуки и сохранил способность анализировать, так что тут же определил по знакомым симптомам, что получил парализующий разряд класса «4С», так называемый «средне-щадящий», то есть при шоке периферийных нервных цепей и полной потере двигательной активности у меня осталась возможность воспринимать происходящее и ясно его осмысливать. Видимо, электроды были вмонтированы в сиденья всех кресел, кроме хозяйского; Токарев не стал садиться не по привычке, как я думал, отодвинувшись на второй план, а предохраняя свою задницу от разряда: знал, подлец, чем должна закончиться для нас эта аудиенция. Своих ребят я мог видеть только боковым зрением, как бы в тумане — их расслабленные позы подтверждали мое предположение: Наплеков парализовал нас нажатием тайной кнопки, скрытой в подлокотнике его кресла.

Совершив это подлое дело, министр поднялся, подошел ко мне и, остановившись напротив, не спеша, демонстративно закурил толстую сигару.

— Неуловимый, бессмертный Ричард Край, — произнес он прищурясь, с таким выражением, будто разглядывал мое чучело на стенде в историческом музее. — Скрозьземельная бестия. Наш разлив. — В его голосе прозвучала даже нотка гордости — не иначе как за отечественный генофонд. Министр продолжал злорадно: — Отстрелялся, бессмертный. Нашла коса на камень, а? — Под камнем он, разумеется, подразумевал себя, хитрожопого. Не напрасно он спрашивал, сколько у меня в запасе времени, — хотел уточнить, в котором часу планируется нападение парий на Купол в случае моего невозвращения. — Хочешь напомнить о своей армии, да? — угадал он мои мысли. — Думаешь, что теперь нам следует ждать нападения твоих ублюдков? — Глубоко затянувшись, он картинно выпустил дым и с усмешкой продолжил: — Как бы не так. Мы нападем сами. — Тут он навис надо мной, опершись на подлокотники, впившись в мои неподвижные зрачки въедливым взглядом. — Я отрубил гидре голову, а теперь прижгу шею. Разгоню твою блохастую армию, возьму еще пленных — не всем же ты поставил заглушки на мозги? И максимум через сутки аппарат с профессором будут в моих руках!

Да, недооценил я нашего министра внутренних дел. Недооценил. А казалось бы, давно уже мог понять, что наряду с личным бессмертием все они мечтают о власти, распространяющейся далеко за пределы отсталого Купола Москва на задрипанной Земле-ЧЗЗ, — власти, способной положить к твоим ногам всю галактику. И подумать только, что на пути к вселенскому могуществу стоял какой-то пария, пускай и скрозьземельный. Есть ради чего пошевелить мозгами и родить план, способный вогнать-таки этого парию в землю. В родную.

— К тому времени ты превратишься в кусок экспериментального мяса, орущий от боли, — продолжал Наплеков. — Не исключено, что и просто в фарш — зависит от фантазии моих лаборантов.

Хотелось плюнуть в бледное напряженное лицо, приблизившееся ко мне почти вплотную, но я сейчас был сосредоточен на другом: во время спича Наплекова по моему телу стало разливаться болезненное покалывание, мышцы судорожно заныли, обретая чувствительность, — я начинал отходить от паралича! Через какие-то минуты, вместо положенного получаса! Двигаться я пока был не в силах, но ощущал, что мог бы уже повращать глазами или, например, пойдя навстречу своим желаниям, плюнуть в наплековские прищуренные зенки. Однако с этим разумней было повременить: в моей голове экстренно лепился план взятия этой парочки интриганов в заложники с тем, чтобы обменять их на Жен и Грабера, в крайнем случае на одну Жен. Если они ее не убили. Ну а если все-таки убили…

Наплеков мог мне по этому поводу и соврать, подозревая, чем им грозит такой расклад, хотя я сам пока не осознавал до конца, не просчитывал до времени в деталях, что будет с ними и с их Куполом, если они уничтожили единственную жизнь, которой я дорожил больше, чем собственной, больше даже, чем властью над бессмертием в их затраханной телепортами галактике.

В это время Токарев, скрытый от меня фигурой министра, напомнил откуда-то из-за его спины:

— Эксперименты показали, что они отходят от паралича через три минуты. Аркадий Степанович, время!