Одержимые смертью
Шрифт:
– Посмотрите внимательно. Эта вещь вам знакома?
Едва взглянув, мать убитой девушки разрыдалась.
Узнав об этом, Алмазян понял, что попался, реагировал своеобразно – будто оцепенел, лицо, как маска, глаза пустые. Обыск в его бытовке предоставил неопровержимые доказательства его вины. Среди «трофеев» нашлась потерянная сережка, часы другой жертвы, много мелочей, вроде шарфиков и перчаток, губная помада. Одна улика заинтересовала особо – обрывок простыни, похожей на ту, что была изъята с места преступления. Фрагменты соединили и поняли, что цифры не 96, а 93. Искали не в той части…
Никакого
Алмазяна приговорили к расстрелу. В 1973 году правосудие свершилось – слабое утешение для родственников трех убитых и двенадцати изнасилованных женщин. Но хотя бы никто из них не будет мучиться от мысли, что преступник жив, отбывая пожизненное наказание за счет налогоплательщиков, а значит и за их тоже.
Послание губной помадой на зеркале
Первая половина дня 13 января 2000 года для врача Максима Владимировича Петрова обещала стать особенно «плодотворной».
В 10 часов, когда по его расчетам пожилые люди, как правило, оставались дома в одиночестве, а родственники и соседи уходили на работу, он нанес визит одному из них. Пенсионерка проживала на улице Софийской.
Дверь открыла 72-летняя женщина. Врача, видимо, узнала, потому впустила без проблем.
– Чем обязана? – поинтересовалась вежливо, но с тревогой в голосе, поскольку недавно сдавала анализы. Если врач пришел на дом, значит что-то серьезное, решила она и приготовилась выслушать неприятные новости.
Улыбчивый, с добрыми глазами доктор заглянул в листочек с ее фамилией и результатами анализов, за которыми она только собиралась сходить в поликлинику:
– Ваши анализы готовы. Все нормально, кроме…
Женщина не дослушала: от волнения начало потряхивать, перед глазами все плыло, видимо подскочило давление. Реакция для впечатлительного пожилого человека вполне ожидаемая.
– Не нервничайте так! Что вы! Так нельзя. Померим вам давление для начала. Потом решим, что делать – госпитализация или обойдёмся уколом.
Доктор спокойно вытащил из своего чемоданчика необходимое, приладил манжету…
– Высоковатое, как я и думал. Сейчас сделаем укол, станет полегче, – и снова полез к себе в чемоданчик, откуда достал принадлежности для инъекции.
– Руки где можно помыть?
Женщина показала в сторону ванной комнаты, не подозревая, что истинным поводом для чистоплотности была предосторожность, а не соблюдение правил.
Свидетель
Недавним "сюрпризом", который чуть было не закончился для "доктора" провалом, стала родственница очередной жертвы, которая во время его "визита смерти" принимала ванну…
Когда он общался, а потом убивал свою жертву и грабил квартиру, присутствия другого человека не заметил. Дверь ванной открылась, когда он уже собирался уходить.
– Доктор!? – раздалось у него за спиной.
От неожиданности Петров вздрогнул, остановился, но быстро взял себя в руки, выругался еле слышно и спокойно повернулся.
Перед ним стояла женщина в шелковом халатике. Достаточно молодая, лет сорока с небольшим. Стройная, но не костлявая, он бы принял ее за спортсменку, если бы не особенная грация в каждом движении. Сопоставив увиденное,
Увидев врача в белом халате с фонендоскопом на шее, женщина не обратила внимание на стоявшую у его ног сумку, из которой торчал рукав ее норкового манто, сразу бросилась в спальню:
– Что с мамой? – спросила она, остановившись на пороге комнаты.
Мать лежала на кровати неестественно спокойная и на ее появление не отреагировала, хотя глаза были открытыми. Толстая вязальная спица в груди под накинутым одеялом была не видна.
Женщина удивилась молчанию врача, хотела обернуться, но вместо этого резко выпрямилась, выгнув спину и застыла в этой позе. Взорванное сознание цеплялось за реальность, восстанавливая последовательность: сначала укол, потом боль в спине, которая разлилась огнем где-то внутри нее.
Она хотела одного – вздохнуть. Но не могла – боль парализовала тело, которое вдруг стало чужим.
Все же она обернулась и увидела лицо – застывшая маска смерти с неестественной улыбкой и нечеловеческими глазами, которые смотрели на нее со спокойной заинтересованностью, изучали.
Когда боль в груди стала невыносимой, женщина застонала. Силы оставили ее, и она упала на колени возле кровати. Попыталась вздохнуть снова, но вместо этого закашлялась и на ее губах показались капельки крови.
Мужчина в белом халате присел рядом, положил руку на длинную белую шею женщины, бледное лицо которой виднелось из-под размотавшегося тюрбана. Теперь оно было спокойным, безмятежным. Можно было подумать, что женщина просто устала и прилегла, если бы не вязальная спица, которая торчала в ее спине. Возле кровати в коробке был целый ворох разноцветных клубков и вязальных принадлежностей ее матери.
– Кто вяжет, у того не бывает деменции, – говорила она, поскольку страшилась этой болезни, как и инсульта, чтобы не стать обузой для дочери-балерины. Ей уже 47. Она танцевала в Мариинском театре и по возрасту на законных основаниях теперь наслаждалась ранней пенсией. Не надо было соблюдать строгую диету. Даже подумывала о замужестве. Однако, вместо верного поклонника, для которого пенсия любимой балерины была чем-то неприличным и невозможным, на жизненном пути встретился другой и для него она была лишь нежеланным свидетелем.
Петров ее убивать не хотел, не планировал. Целью была ее пожилая мать, чьи анализы попали ему в руки…
Ничего не предвещало
Прежде чем стать убийцей, Петров был обычным человеком. Многие могли сказать о нем – хороший, добрый, отзывчивый, внимательный.
Изучение обстоятельств рождения, детства и юности Максима Петрова, серийного убийцы в белом халате, не выявили предпосылок перерождения в чудовище, которым он стал.
Родился в 1965 -ом. Рос и воспитывался в хорошей семье. Отличался нетерпимостью к проявлениям жестокости. Когда изъявил желание стать врачом, мотивировал тем, что хочет помогать и спасать. Поступил в мед, окончил его в 1989 году, когда страну уже накрывал хаос, вызванный перестройкой.