Одержимые Зоной

Китаева Анна

Что-то изменилось в их отношениях после того, что случилось на свалке. Кайман пока не понимал, что именно и в какую сторону. Но это неудивительно — он самого себя ещё толком не осознал заново, что уж говорить об отношениях со внешним миром.

— Слушай, а чего я вообще должна мальчишкой прикидываться? — Мышка рассеянно почесывала опухшую щёку. — Нормальные люди вокруг. Матерятся только много. Я вроде не неженка, но чтоб в разговоре из обычных слов были только предлоги — это уже перебор! Что ли в мужской компании по-другому нельзя?

Не

отвечая, Кайман отвёл её руку от щеки. Девушка спохватилась, помрачнела.

— Сильно чешется? — участливо спросил сталкер.

— Уже нет, — буркнула Мышка. — Послушай, а ты тогда правду сказал? Что эта блямба фиолетовая останется навсегда, если буду чесать?

— Нет, — признался Кайман. — Неправду. Хотел напугать тебя посильнее, чтоб не расчёсывала и заразу не занесла. Не переживай, сойдёт блямба. И опухоль спадёт. Ещё дня три-четыре-пять пострадаешь, и всё.

— Ты меня и напугал, — серьёзно сказала Мышка. — Но потом напугал ещё больше. Так что мне уже стало почти всё равно, что там у меня на морде. Спасибо, крокодилище… Ой, извини, Кайман. Это я от смущения оговорилась.

Девушка и впрямь залилась неподдельным румянцем.

— Спасибо, что ты меня спас, — выговорила она, пряча глаза. Потом подняла глаза и уже совершенно без стеснения горячо поцеловала Каймана в губы.

Первые несколько секунд Кайман с удовольствием отвечал на поцелуй, после чего с сожалением отстранил Мышку.

— Хватит, хватит, — сказал он ворчливо. — Если кто увидит хоть краем глаза… Мало нам не покажется! С такой репутацией придётся валить отсюда со скоростью пули из «гаусса». И наниматься в войска ООН, у них там в уставе три четверти пунктов про толерантность ко всяким… альтернативным.

Девушка прыснула, но тотчас посерьёзнела.

— А почему? — вернулась она к прежней теме. — Почему я не могу быть, ну, скажем, твоей подружкой? Или даже напарницей?

Кайман дожевал последний кусок хлеба, допил чай, с надеждой посмотрел на дверь, но никто не вошёл. Вот ёшкин кот! Придётся ставить девчонке мозги на место. А чего он хотел? Чтобы семнадцатилетняя соплячка всё понимала, как понимает он сам? Но Мышка сама виновата. Ей неоднократно случалось вести себя так толково, что Кайман забывал про её возраст и пол.

— Нормальные, говоришь, мужики? — протянул он. — Согласен. У Корсара отребья нет. А ты знаешь, сколько в Зоне бандюков? Сюда такие бегут, кому большие сроки заключения светят, вплоть до пожизненного. От зоны в Зону прячутся, за радиацию и аномалии. Откуда, по-твоему, мародёры берутся? Есть целые группировки, есть и звери-одиночки, которые даже с другими такими же ужиться не могут. Хуже мутантов, плешь их побери! Если пойдёт слушок про сталкера с молодой девчонкой, которые идут вдвоём, не в отряде, мы превратимся в желанную добычу. Хочешь побыть в роли хабара, Мышонок?

Девушка молча помотала головой. С каждым словом Каймана она всё мрачнела, и похоже было, что смысл его прочувствованной

тирады до неё дошёл. Вот и хорошо. Авось продержится некоторое время в той дырявой мусорной корзине, которая заменяет девицам голову.

— Вот и хорошо, — произнёс Кайман вслух. — Вопрос закрыт.

Он поскрёб отросшую на подбородке щетину, скривился. Надо бы привести себя в порядок перед дорогой. Или плюнуть да отпустить бороду? Нет, лучше побриться. Никогда он не любил шерсть на лице, хотя бритьё в походных условиях — та ещё радость. Иногда Кайман даже завидовал сталкерам, у которых от аномальных полей прекращали расти волосы вообще. Да, надо привести себя в порядок. И пора уходить отсюда.

— Слушай, а ты здесь бывал раньше?

Мышка не собиралась сворачивать разговор.

— Смотря где «здесь», — хмыкнул сталкер. — В Лиманске как таковом бывал, а здесь, на базе, — не доводилось. База — это тебе не бар, тут чужаков не привечают. Я даже не знал, что Корсар у них нынче за старшего… И не узнал бы, если б не нынешний расклад. А вот Везунчик, между прочим, полгода с местными тусовался. Давно, ещё до того, как мы с ним скорешились…

Дверь распахнулась.

В казарму ввалилось полтора десятка человек. Сразу стало очень шумно.

Кайман отвернулся к окну и задумался о своём. Кто-то потряс его за плечо:

— Эй, не слышишь, что ли? Корсаков тебя к себе требует.

Кайман не стал мешкать.

В штабе у Корсара тоже было людно, а ещё — адски накурено. В сизом дыму едва угадывались очертания фигур и предметов. Кто-то незнакомый Кайману отловил его на входе и отбуксировал к Корсару. Старший над лиманскими сталкерами сидел за конторским столом. На столешнице располагались ровным счётом два предмета — кружка с крепким дымящимся чаем и разобранный пистолет.

Судя по заведённым им на базе порядкам, прежде чем попасть в Зону, Корсар был военным. Почему он в таком случае оказался не среди военсталкеров, а среди лиманских? Хотя в Зоне таких вопросов не задают.

Кайман поздоровался.

— Здравствуй, бродяга, — дружелюбно сказал Корсар. — Вижу, ты оклемался, верно? Есть к тебе дело.

В общем-то так Кайман и предполагал. Вряд ли занятой человек Корсаков позвал его, чтобы рассказать анекдот про сталкера и лягушку.

— Мышонок твой сказал, вы на Янтарь собирались? Мне нужно тамошним научникам одну штуковину доставить. По-тихому, без толпы.

— Артефакт? — поинтересовался Кайман. Корсар потёр лоб ладонью.

— Да как тебе сказать… Пожалуй, да, артефакт. Только он немного живой.

Кайман слегка охренел.

— В общем, никто в точности не знает, что это такое, — продолжал Корсар. — Я вот его пообещал научникам, а тут оказалось, что в контейнер его фиг затолкаешь. Сваливает, скотина! Зато к человеку на руки идёт…

Кайман охренел окончательно.

— Так, может, это животное? — предположил он. — Мало ли мутантов.