Одержимые
Шрифт:
Собственная постель показалась Экзору дико холодной. Нет, в его спальне было тепло, да и сам мужчина редко мерз. Уж эму-то можно было не опасаться простуд. Но впервые со смерти отца он подумал, что ему чего-то не хватает в этой жизни. Еще и Карел с Анитой... Бен, опять таки. Экзор видел его сегодня с утра в городе. Он выбирал своей жене цветы и сласти своим девочкам. Может, завтра к ним наведаться? Опять посоревнуется с его дочерьми в поедании маленьких соленых печенющек. Ричарду стало тоскливо. Идиот старый. Сколько можно повторять свои же ошибки!? Сколько он будет греться у чужого очага?! Отец умер, теперь и с ним не посидишь, потягивая горячее вино в кабинете. Теперь
Глава 16
Утро было еще гаже, чем вечер и ночь. Вечером домой меня притащил Экзор, кутая еще и в свой плащ, и от этого было не так тоскливо. А вот ночью мой домик, наверное, тоже спал и думал, что он решето. Потому что его стены пропускали не только весь холод, который шел с улицы, но и все ветра, которые задували с горы. Огонь в очаге гас по три раза, и я просыпалась от холода. А еще досаждали кошмары, от которых я уже просто устала. На звезды смотреть не было возможности. Как только я высовывала нос из-под одеяла, холодный воздух тут же заставлял морщиться и снова прятаться. Не заболела я только потому, что, опять проснувшись перед рассветом, я растопила печь и сделала себе чаю, который мне давал Экзор.
До университета я добежала в состоянии тупой апатии, беря себя уже на простое «слабо». А вот и дойду, а вот и не упаду в лужу, а вот и не промокли у меня ноги, это мне кажется. Сейчас у меня впервые за все время проживания при университете промелькнула мысль, что я зря поселилась у башни Экзора. Но потом я вспомнила хозяина башни и его сад, до которого мне было рукой подать, и решила, что оно того стоило.
В столовой уже было полно народу, такого же замерзшего и стучащего зубами. Горячая каша и только зажаренные отбивные немного поднимали настроение, но не согревали до конца. Чай же и вовсе пробовать не хотелось. После травяных сборов Экзора то, что нам наливали в чашки, иначе как отпаренной метлой не назовешь.
За преподавательским столом, как было видно, даже Пушка немного замерзла и надела сегодня белую меховую безрукавку, под которой все равно виднелся кожаный корсет. Увидев меня, мастерица иллюзий, не стесняясь, послала мне воздушный поцелуй, который я словила, лишь облизав губы. Однокурсники выпали в осадок, а мне оставалось снять плащ, и чуть обтянуть свою талию, чтобы Анита оценила, насколько плотно корсет облегал ее. Но вместо того, чтобы высказать свое мнение, женщина вдруг шепнула что-то своему мужу и кивнула на входящего в зал Экзора. Карел чуть наморщил лоб, потом улыбнулся уголками губ, что меня уже поразило, и провел рукой по соседнему пустому стулу. Тому самому стулу на котором сидел обычно Экзор.
Что было дальше, можно было уже догадаться, но я не могла поверить собственным глазам. Профессор алхимии, универсал, маг с уровнем силы выше среднего, со своей привычной улыбкой отодвинул стул и сел...на пол. Никто даже не слышал хруста дерева или тех слов, которые по губам читались у профессора.
– Как ты, Ричи, - промурлыкала Пушка. Муж, что удивительно, оставался невозмутимым. Ни вид сидящего на полу друга, ни обращение любимой к этому мужчине,
– Неплохо, Ани. Но думаю, что...
– дальше никто ничего не услышал, потому что остальное Пушке предстояло прочитать по губам. Я тоже так умела, на свою беду. По словам профессора, на одну упругую задницу в этих стенах стало меньше.
Все так же улыбаясь, профессор поднялся с пола, и будто с собственным телом не упала его честь, прошел к столу моего курса. Вот уж умеет держать лицо! И ведь отомстит Аните, без вариантов, отомстит за ушибленный копчик. Но сейчас по его лицу и не поймешь, что ему неприятна вся эта ситуация.
– Всем доброго утра! Сегодня, я, пожалуй, позавтракаю с вами, - отодвинув стул рядом с моим привычным местом в самом углу, сказал Экзор студентам. Я поспешила занять свое место. Ну уж Ливир я точно не пущу с ним рядом сесть!
Ели в основном молча, пока Экзор сам не начал расспрашивать студентов о жизни и уроках. На профессоров никто не решился жаловаться, а вот на книги, домашние задания и погоду - это было. А потом парни немного расхрабрились и начали расспрашивать уже самого Экзора. Я же помалкивала и просто наслаждалась звуком его голоса. Почему-то он успокаивал и даже будто согревал.
– Профессор, а почему Леди Пушка свинину не ест?
– покосился на преподавательский стол Риктор.
– У нее спросить не пробовали?
– усмехнулся Экзор.
– Пробовал, - признался парень и досадливо потер низ спины. То-то он сидит на самом краюшке стула! Экзор мог бы повторить его движение, но сдержался, хотя рука дернулась.
– Дело в том, что мать леди Пушки из Либрусии, а там свиньи почитаются, как священные животные, - все же объяснил профессор.
– О!
– далеко однако занесло мать мастерицы иллюзий. Но ее понять можно, Либрусия никогда не была цветущим краем. А уж народ там... Воровство вознесено в разряд искусства! Если в любой стране участились кражи, то в первую очередь проверяют именно бывших граждан Либрусии. Теперь понятно и то, откуда у Аниты ловкие пальчики, которые так обожает целовать ее муж.
– А почему они священные? Ну, свиньи-то! Может, они готовить не умеют?
– Умеют, но сознательно отказались от использования хрюшек, как еды, - словно показывая, насколько этот народ ошибался, Ричард отрезал себе кусочек свиной отбивной и отправил себе в рот. Прожевав сочное мясо, он вытер губы салфеткой.
– Так и быть, завтрашнее занятие по истории магии я отменяю, а сейчас кое-что расскажу о королях Либрусии. Остальное, конечно же, дочитаете дома и на следующий урок я жду список из десяти самых нелепых смертей правителей этих земель.
Положив себе еще одну отбивную, Экзор начал рассказ.
– Лет пятьсот назад был у них король. Назвали его Игорь, и был он там уже шестьдесят седьмым Игорем в истории. Так много королей в стране было отнюдь не потому что история древня, а потому, что на троне долго не задерживались. Так вот. Игорь Шестьдесят Седьмой. Управление страной, как полагал этот муж, было делом никак не его ума. На фоне слухов о его нетрадиционных отношениях с маленькими трупами лошадок и овец, это было даже благом. В свободное время, а у него все время было свободным, он писал юмористические стишата, полагая их очень остроумными, и зачитывал их своим подданным. Им надлежало смеяться и громко аплодировать. Кто не смеялся - вешался. Кто кривился - вешался. Кто не аплодировал - вешался. Все поэты и прозаики, которых и так в стране было не густо, постепенно истреблялись, а их произведения стаскивались во дворец, где и использовались как...эм... в гигиенических целях.